рассогласования, то оно в основном то же, что и в других теориях: дети более охотно учатся тому, что лишь незначительно меняет их представления и не требует чрезмерных усилий, а не тому, что они уже знают и умеют делать.
Согласно теории социального научения, люди функционируют как активные агенты своей самомотивации. Их стандарты определяют, какие несоответствия являются для них мотивирующими и какому виду деятельности они хотели бы научиться. Сила самопобуждения имеет нелинейную зависимость от уровня расхождения между стандартами и демонстрируемой компетентностью: относительно легкие цели являются недостаточным стимулом для возбуждения интереса, цели умеренной сложности поддерживают активные усилия и порождают удовлетворение через достижение промежуточных целей, в то время как постановка чрезмерно завышенных целей действует на человека обескураживающе. Саморегулируемая мотивация имеет важное значение, она является только одним из нескольких побудительных источников развития способностей. Навыки, которые дают людям возможность управлять своим окружением, быстро совершенствуются в силу их общей функциональной ценности.
Когнитивная репрезентация случайностей
Ранее было показано, что изменения поведения, происходящие благодаря ассоциации внешних событий или их последствий, в значительной мере полагаются на когнитивные репрезентации случайностей. Люди не усваивают многого из двух повторенных в паре опытов, пока не осознают, что эти события взаимосвязаны. Также они не подвергаются воздействию ответных последствий, если не осведомлены о том, что же при этом подкрепляется. Внезапное усиление соответствующего поведения на основании обнаружения условий подкрепления указывает на проявление проницательности.
Другой способ анализа процессов когнитивного контроля в регуляции поведения состоит в противопоставлении силы убеждения последствиям опыта. Отдельные исследования оценивали, как когнитивные влияния ослабляются, искажаются или сводят на нет результаты ответных последствий. Кауфман, Барон и Копп (1966) провели исследование, в котором все испытуемые примерно раз в минуту (переменная величина — время) получали вознаграждение за выполнение определенных механических действий. При этом все участники эксперимента имели разные сведения о времени вознаграждения. Одна группа была верно информирована о том, как часто их выполнение будет вознаграждаться, в то время как другие группы были введены в заблуждение обещанием того, что либо их поведение будет подкрепляться каждую минуту (постоянная величина — время), либо только после выполнения в среднем 150 механических действий (количественный график). Представления о превалирующих условиях подкрепления перевешивали влияние выявленных последствий. Хотя, в действительности, каждый участник эксперимента получал вознаграждение по одному и тому же графику, те, кто думал, что они подкрепляются каждую минуту, выработали очень мало ответных реакций (в среднем 6); те, кто думал, что они осуществляют подкрепление по количественному графику, поддерживали чрезвычайно высокий результат (в среднем 259) за этот же период; наконец, те, кто был правильно информирован о том, что их поведение будет вознаграждаться в среднем каждую минуту, показали средний уровень реагирования (в среднем 65). Испытуемые регулировали свой уровень и распределяли усилия в соответствии с ожидаемым подкреплением, производя различное количество действий при фактически одних и тех же условиях подкрепления.
Это исследование, возможно, изменило представления о том, как часто должно подкрепляться поведение. Идентичные последствия окружающей среды могут иметь разные бихевиоральные эффекты в зависимости от представлений о том, почему они происходят. Фактически, аверсивные последствия усиливают ответные реакции, когда люди верят, что неприятный исход означает коррекцию, но редуцируют реакции, когда люди убеждены в том, что такие результаты определенно ошибочны (Delany, 1968). Подобным образом поведение усиливается или ослабляется физически приятными последствиями в зависимости от того, считаются они подходящими или неуместными реакциями.
Широко распространенное представление о том, что поведение управляется своими последствиями, происходит, скорее, из ожидаемых, чем реальных последствий. Так как люди подвергаются изменениям при частом и предсказуемом подкреплении, их поведение основано на результатах, которые они ожидают достичь в будущем. В большинстве случаев обычный результат — хороший предсказатель поведения, потому что то, что люди надеются правильно извлечь из него, и, следовательно, полученная информация очень приблизительна, преодолевается условиями подкрепления. Однако представления и реальность не всегда совпадают, потому что ожидаемые последствия также частично выводятся из последствий, наблюдаемых у других людей, из прочитанного или услышанного, и из других источников возможных последствий.
Индивидуумы могут правильно оценивать существующие условия подкрепления, но ошибочно действовать в соответствии с ними из-за обманчивых надежд, что их действия могут в итоге привести к благоприятным результатам. В одном исследовании некоторые дети упорно продолжали моделировать поведение, которое никогда не подкреплялось, ошибочно предполагая, что их непрерывная имитация может изменить подкрепляющую практику взрослых (Bandura & Barab, 1971). Люди часто вводят себя в заблуждение ошибочными ожиданиями, когда они несправедливо предполагают, что постоянные или определенные изменения в их поведении изменят будущие последствия.
Когда убеждение не соответствует реальности, которая к тому же является нетипичной, поведение слабо контролируется его действительными последствиями до тех пор, пока накопленный опыт не подскажет реалистичные ожидания. Эти ожидания не всегда могут меняться в направлении более точного соответствия социальной реальности. Руководствуясь ошибочными ожиданиями, можно изменить как поведение других людей, так и формировать социальную реальность в соответствии с ожиданиями.
При некоторых более серьезных расстройствах поведения психотические действия настолько сильно контролируются эксцентричными субъективными случайностями, что поступки больного не изменяются даже при их значимых внешних последствиях. Этот процесс наглядно показан в приведенном ниже отрывке (Bateson, 1961), взятом в начале XIX века из рассказа больного психиатрической лечебницы о его психотических переживаниях. Больной, воспитанный в духе глубокого уважения к религии и традиционной морали, считал греховным и способным вызвать Божий гнев даже самое безобидное поведение. Поэтому многие из его невинных поступков рождали в нем мрачные предчувствия, которые побуждали его в течение многих часов выполнять мучительные искупительные ритуалы, придуманные им самим с целью предупредить воображаемые ужасные последствия.
«Я проснулся ночью от ужасных впечатлений; я услышал обращенный ко мне голос и вообразил, что мое вероотступничество, состоявшее в том, что я принял вечером лекарство, не только оскорбило Господа, но и сделало задачу спасения моей души необыкновенно трудной, повлияв на мою душу. Я узнал, что теперь смогу достичь этой цели, только превратившись в святого… Ко мне явился дух, чтобы руководить моими действиями. Я лежал на спине, а дух опустился на подушку у моего правого уха, чтобы командовать моим телом. Я был вынужден принять крайне неудобное положение: стоя на ногах, согнуть колени и положить на них голову. Затем я должен был без перерыва раскачиваться из стороны в сторону. Тем временем я слышал голоса, звучавшие во мне и вокруг меня, лязг железа и шум работающих кузнечных мехов, ощущал жар пламени… Мне было сказано, что мое спасение зависит от того, смогу ли я продержаться в такой позе до утра. Велика же была моя радость, когда я, не надеясь, что заря взойдет так скоро, ощутил приближение рассвета» (стр. 28–29).
В этом примере мы видим, что и самомучительные ритуалы, и их подкрепляющие последствия, имеют внутреннее происхождение. Прием лекарства, который сам больной рассматривал как проявление мятежного неповиновения Всемогущему, вызвал ужасные видения адских мучений, которые можно было изгнать только с помощью изнурительных, причудливых ритуалов.
Ослабление сильного страдания через случайные субъективно устрашающие, но объективно несуществующие угрозы создает источник подкрепления для других типов психотического поведения. При таком сильном воздействии случайной ситуации, созданной и закрепленной в мозгу больного, его поведение,
