было несколько встреч с учеными, работавшими над проектом.
Понимая, что идея мести за бомбежки очень популярна в массах, Гитлер настоял на том, чтобы новое оружие получило название «Возмездие», хотя военным это не понравилось. Вернер фон Браун и Дорнбергер, ответственные за разработку и производство ракет, были раздосадованы тем, что их детище используется в целях пропаганды, и сожалели о том, что с ним связывают слишком большие надежды; но Гитлер оставил их чувства без внимания. Дорнбергер потом говорил, что на встрече в ставке Гитлера, состоявшейся 7 июля 1943 года, он убеждал фюрера исключить из пропаганды слова о «решающем значении всесокрушающего чудо-оружия», но Гитлер резко оборвал его, и он счел за лучшее оставить эту тему. Как бы то ни было, но выпуск ракет сильно задержался, особенно после того, как британская авиация нанесла успешный удар по заводу в Пенемюнде в августе 1943 года.
Тем временем разведка союзников пришла к заключению, что немцы действительно создают какое-то новое оружие и что угрозы нацистских вождей не являются блефом; и тогда пропаганда западных стран стала указывать на расхождение между обещаниями и делами немецкого руководства. Это заставило Геббельса сказать в своей речи в октябре 1943 года следующее: «Что касается темы возмездия, горячо волнующей весь германский народ, то я могу только заметить, что англичане совершают роковую ошибку, считая ее не более чем пропагандистской выдумкой, не имеющей под собой реальной почвы. Придет день, и Англия ощутит на себе эту реальность».
После этого Геббельс стал более осторожным в своих предсказаниях и на некоторое время возложил надежды на другие способы возмездия, например, на бомбардировки Англии с помощью обычных самолетов. Обращаясь к немцам в канун Нового, 1944 года, он сказал, что немцы до некоторой степени приспособились к ужасам современной войны, но у англичан в этом отношении все впереди: «Воздушная война пока что радует наших врагов, потому что она идет в одну сторону; вот когда им будет доставаться так же, как и нам — лондонские газеты поумерят свои восторги».
В начале 1944 года Геббельс выпустил директиву, обязавшую прессу и радио не использовать в течение некоторого времени термин «возмездие». Дело в том, что чем больше население обсуждало эту тему, тем более частыми и опустошительными становились налеты союзников. Так слово «возмездие» оказалось под запретом, потому что Геббельс не хотел возбуждать чрезмерные надежды, обсуждая этот вопрос открыто.
Выпуск «чудо-оружия» все время задерживался, и это вызывало у Геббельса беспокойство. Его адъютант признавался, что «ответственность за программу «Возмездие» или даже за ее провал преследовала Министра, как кошмар». На самом деле Геббельс был не в состоянии ни ускорить, ни задержать программу, в отличие от Геринга и Шпеера; но он отвечал, так сказать, за само осуществление мести: ведь он сам объявил о ней и к тому же взял на себя ответственность перед населением за весь ход воздушной войны или хотя бы за успешную оборону от налетов. Поэтому он почувствовал большое облегчение, когда во время визита в ставку фюрера в начале 1944 года услышал от Гитлера подробности о существенных успехах в подготовке нового оружия. «Это совершенно новое средство нападения, — рассказывал Геббельс фон Овену (имея в виду ракету «Фау-2»), — против него бессильна любая противовоздушная оборона; никакие сигналы воздушной тревоги тут не помогут. Англичане думают, что победа — у них в кармане, но им придется испытать шок, когда они поймут значение чудо-оружия. Возможно, они станут теперь более сговорчивыми насчет заключения компромиссного мира — кто знает? Вполне может случиться, что все это будет иметь далеко идущие политические последствия».
К сожалению для Геббельса, дело шло совсем не так гладко. Воздушные налеты сильно мешали работе секретного завода: «Прошло уже полгода с тех пор, как фюрер держал в руках полностью готовые чертежи нового оружия, — сокрушался Геббельс, — но и сегодня мы не в состоянии назвать точную дату его применения». Все, что Геббельс мог пообещать населению, — это «обычные» воздушные налеты на Лондон и другие английские города. А ведь во время одной из бомбежек Берлина он дал «слово чести» горожанам, что «возмездие» обязательно состоится.
Пришлось быть более осторожным в обещаниях. Геббельс совсем исключил из употребления слово «возмездие», отделываясь от вопросов туманными общими рассуждениями. «Пройдет не слишком много времени, — объяснял он, — и инициатива будет снова в наших руках; мы не только ликвидируем временное техническое превосходство врага, но и сами будем его превосходить». Через несколько недель он не удержался и похвастал в «Дас райх», сказав о новых «решительных мерах, которые заставят врага понять, что воздушная война не выгодна для него ни в материальном, ни в моральном смысле. Я пока что не могу сказать всего, но в довольно скором времени мы введем в действие новый аргумент, который будет для врага более убедительным. Тогда англичанам придется показать, могут ли они быть такими же стойкими, как немцы. Мы уже прошли самую тяжелую часть войны, а для англичан она только начинается. Мы остались несломленными; посмотрим, как англичане пройдут это испытание».
Наконец, в июне 1944 года ракета «Фау-1» была применена впервые, и Геббельс признался фон Овену, что его совершенно измотали постоянные задержки с пуском: «Дата применения была сначала назначена на декабрь 1943 года, потом — на 1 января 1944 года, а потом перенесена из-за технических неполадок еще на два месяца; но пуск так и не состоялся, ни в марте, ни в апреле, ко дню рождения фюрера. Потом в напряженном ожидании прошел май, и фюрер сказал, что акция «Возмездие» произойдет в день высадки союзников. В июне враг уже готовился к вторжению, а наши конструкторы все еще вносили изменения в ракету».
Сообщение о состоявшемся первом пуске ракеты «Фау-1» вызвало у Геббельса смешанное чувство облегчения и неуверенности. Долгая задержка с выполнением обещания, данного им в прежних статьях и речах, теперь, как бумеранг, ударила по его престижу. Когда проходил месяц за месяцем, а обещанного оружия все не было, авторитет Геббельса падал все ниже. «Он знал, что если откладывать «возмездие» и дальше, то публика начнет смеяться над ним», — свидетельствовал современник.
Один из сотрудников Геббельса, известный журналист Шварц ван Берк, предложил назвать новое оружие «Фау» — по первой букве слова «Фергельтунг» («Возмездие») — и обозначать его модификации как «Фау-1», «Фау-2» и так далее, чтобы создать ажиотаж, намекнув на возможность дальнейшего развития. Геббельс передал это предложение Гитлеру уже от себя, и фюрер его принял.
Гитлер распорядился применить ракету через десять дней после высадки союзных войск в Нормандии. Английские газеты сообщали: «Вблизи Лондона, в Южной Англии, имели место взрывы нового типа, видимо, от действия оружия очень крупного калибра».
До последнего момента никто не знал, как именно будет действовать новое оружие; ходили десятки слухов, в том числе и такие: «Нажимают кнопку, и ракета улетает. Когда она взрывается, то половина Британских островов взлетает к небу, а другая половина погружается на дно моря, а ракета возвращается назад, неся 50 000 пленных на борту!» Серьезные люди одергивали шутников: «Нет, это действительно мощное оружие: 24 часа бомбардировок, и Англия запросит пощады, согласится на перемирие и на любые условия. Ведь это новое германское изобретение, связанное с расщеплением атомов, высвобождением электронов и тому подобными штучками. Потрясающая вещь! Весь мир вздрогнет!»
Министр пропаганды был и доволен и счастлив. Он говорил своему пресс-секретарю: «Я, наверное, больше всех удовлетворен тем фактом, что «Возмездие» наконец свершилось! Ведь именно я обещал его немцам, и мне пришлось бы отвечать в случае неудачи. Вы помните, конечно, о тех сотнях писем, содержавших один и тот же вопрос: «Где же ваше новое оружие?» Геббельс говорил, что до последнего момента все это дело с ракетами висело на волоске, и он сильно беспокоился по поводу результатов.
Впрочем, и теперь, когда пуски состоялись, у него хватило хитрости вести пропаганду достаточно осторожно; Он убедил Гитлера в том, что бюллетень вepховного командования вермахта должен содержать всего одно предложение, сообщающее о факте испытания, и что слово «возмездие» вообще не должно упоминаться. На совещании в своем министерстве, проведенном 16 июня, Геббельс тоже настоял на том, что пресса и радио не должны говорить о «Возмездии». «Достаточно простого сообщения в бюллетене вермахта, — сказал он, — чтобы произвести потрясающее впечатление на германский народ. Нам нужно не подогревать возбуждение, а наоборот, успокаивать людей». Геббельс боялся, что немцы будут охвачены ложными надеждами на скорый конец войны. Неудивительно, что министр пришел в сильный гнев, когда узнал, что его старый соперник Отто Дитрих в директиве для прессы нарушил его указания, а известный журналист Отто Криг, следуя директиве, поместил в берлинской «вечерке» передовую статью, начинавшуюся с торжественной фразы: «День, которого так ждали 80 миллионов немцев, наконец,
