Он снял пиджак, бросил его на спинку стула, из кармана посыпались конверты, письма.
— А, твои воздыхатели!
Он собрал конверты с пола, но, увидев последний, нахмурился и медленно встал.
— Это еще что?
— Дай мне, — сказала Ева.
Но поскольку он не выпускал конверта из рук, она прочла через его плечо: «Дирекция полицейского управления».
— Боже мой!
— Невероятно, — прошептал Лепра.
— Они нас выдали.
— Не говори глупости. Кто мог нас выдать?
Лепра нервничал, ему никак не удавалось просунуть мизинец, чтобы распечатать конверт. Он в сердцах топнул ногой, разорвал бумагу и выдернул письмо. Там было лишь одно предложение, напечатанное на машинке:
Мадам!
Прошу Вас срочно зайти ко мне в кабинет по касающемуся Вас делу.
— По касающемуся меня делу? Ничего не понимаю, — сказала Ева.
— Я тоже, — признался Лепра.
С письмом в руке он тяжело опустился в кресло и перечитал эту фразу:
— Они все знают, — сказала она. — Они получили письмо.
— Да нет же! — вскричал Лепра. — Подумай сама… Твой муж не мог при жизни объяснить, как его убьют. Никто его убивать не собирался. Все произошло совершенно случайно.
Портрет Фожера по-прежнему стоял на полке. Его живые глаза, казалось, иронически наблюдали за происходящим из-под припухших век.
— А зачем меня вызывают? — сказала Ева. — Может, они что-то нашли… Не знаю, что и думать.
— Что нашли? Судебный медик написал отчет… страховая компания произвела свое расследование… эксперты засвидетельствовали несчастный случай… Где еще можно найти что-нибудь подозрительное?
Лепра силился побороть захлестнувшую его панику, но понял, что все его доводы неубедительны.
— Предположим, — сказала Ева, — что они получили письмо, в котором Морис объясняет, что мы замышляем ею убить. И просит, в случае если он погибнет трагически, внезапно, внимательно изучить обстоятельства смерти… По-твоему, они будут сидеть сложа руки?
— Они подумают, что кто-то неудачно пошутил.
— Может быть. Но все-таки наведут справки. Проверят, действительно ли это почерк моего мужа. И если он сам нас обвиняет… можешь себе представить, как сильно прозвучит это обвинение!
— Они ничего не найдут, там нечего искать!
— А газеты? Вообрази на минутку заголовок «МОРИС ФОЖЕР: НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ИЛИ УБИЙСТВО?»
Она схватилась за голову, потом вскочила.
— Я иду.
— Куда?
— К комиссару. Лучше с этим быстрее покончить. Сейчас четыре. В пять все будет кончено. Пусть арестует меня, если захочет. Лучше так, в конце концов.
— Ты что, во всем признаешься?
Ева взяла сумку, перчатки, сложила письмо, остановилась, взволнованная отчаянием, прозвучавшим в этих словах.
— А что бы ты сделал на моем месте?
— Я бы отрицал все… не колеблясь. Пойми, никаких доказательств нет! Под нас не подкопаешься.
— Под тебя, может быть. А я…
Лепра машинально облокотился на камин и, вспомнив, как он сделал то же движение там, на вилле, залился краской. Повторилась та же сцена. Она, впрочем, повторялась изо дня в день, с тех пор как они жили в ожидании пластинок. Ему казалось, что он каждый день заново убивает Фожера. Он развел руками:
— Как хочешь.
— Я тебя разочаровала?
— Нет-нет.
— Не нет, а да. Это видно. Ну что ж, мне очень жаль, но я устала от этой игры, от ощущения загнанности. Зря я уступила тебе и не позвонила в полицию сразу. Я не умею беспрестанно лгать, как настоящая преступница… Мы дошли до этого потому, что лгали с самого начала.
— Ты забываешь, что твой муж обвиняет нас в предумышленном убийстве.
Ева провела тыльной стороной руки по глазам, губы ее дрожали. Внезапно она заметила фотографию Фожера и одним взмахом руки сбросила ее на пол. Стекло, разбившись, тонко зазвенело.
— Вы способны на все! — крикнула она.
— Ну, знаешь!
— На все. И ты точно так же, как другие.
Ева побледнела, но сдержала слезы. Она вынула из сумки пудреницу, подкрасилась, не спуская глаз с Лепра, и ее глаза мало-помалу вновь становились серыми, с пляшущими светлыми искрами.
— Поцелуй меня, пока я не накрасила губы… Если я смогу, я промолчу… только ради тебя, зверюга ты мой!
Она закинула голову, и он склонился над ней в долгом поцелуе, баюкая ее в своих объятиях. Когда Ева отстранилась от него, она снова была весела и полна энергии.
— Не знаю, что это я нервничаю. С удовольствием встречусь с комиссаром. Пусть не думает, что запросто проведет меня, как какую-нибудь шансонетку!
Это слово смутило обоих. Ева причесалась. Лепра натянул перчатки. Ими вновь овладела тревога.
— Ну ладно, — произнесла Ева. — Ты пойдешь со мной?
Они вышли. На этот раз Ева сама заперла дверь. На улице Лепра чуть было не сбежал. Но ему стыдно было оставлять ее наедине с опасностью. Ева пыталась казаться беззаботной.
— Я хочу купить новую машину. Что ты мне посоветуешь? «Пежо»? «Симку»?
Он сжал ей руку, показывая таким образом, что восхищается ее мужеством.
— «Симку», — рассеянно сказал он и остановил такси.
— Понт-о-Шанж, и, если можно, выключите радио. Спасибо.
Всю дорогу они молчали. Лепра шел рядом с Евой вдоль серой стены. Они остановились под аркой. Ева посмотрела на Лепра и пригладила ему волосы на висках. Она понимала, что ему будет тяжелее, чем ей.
— Веди себя хорошо, — прошептала она.
— Ладно.
Он задыхался. Она прошла под аркой, пересекла двор, не оборачиваясь, и он приподнял манжету, чтобы посмотреть на часы. Потом медленным шагом, словно тяжелобольной, пошел по набережной. Может случиться, вечером его арестуют. По зеленой воде зигзагами переливались перевернутые отражения судов. На углу Пон-Неф работал художник, не обращая внимания на зевак Лепра, перевесившись через парапет, погрузился в размышления. «Если меня арестуют, буду ли я любить ее по-прежнему? Если меня разлучат с ней? Если она умрет?.. Может, Ева и права. Я все время что-то себе рассказываю, подогреваю себя. Я хочу, чтобы в жизни было что-нибудь прекрасное. И тем не менее меня дрожь пробирает от страха, что она
