— В духе нового времени, — сказал Ахиллес, покосившись на Черепаху.
— Я даже думаю сменить имя. Старое не вяжется с новым имиджем. Вот только…
— Что?
— Я не кажусь вам толстым?
— Ну, ты… ты… — замялся Ахиллес.
Икар выжидающе смотрел на них.
— Ты…
— Ты в меру упитанный, — произнесла вдруг Черепаха. — И кнопка тебе очень идет.
Разведка Гектора
— Ну как? — спросил Приам.
Гектор вытер с лица маскировочную краску:
— Подсмотрел.
— И как он тренируется?
— Да ничего особенного, — пожал плечами Гектор. — Мечом машет. Копьем.
— И всё?
— Там еще кто-то его поучает постоянно.
— Кто? — насторожился Приам.
— Маленький, — сказал Гектор. — Зеленый. Прямо черепаха какая-то.
— Н-да, — сказал Приам. — Мы влипли.
— А что такого-то?
— Ахиллес, — сказала Черепаха.
— Э?
— Меч неправильно держишь ты.
История со стрелой
— А помнишь, как мы познакомились? — спросила вдруг Черепаха.
Оба ностальгически заулыбались.
Лес шумел.
Пели птички.
— Это не ваша стрела? — спросили из болота.
Царевич мирмидонский вздрогнул и медленно обернулся…
Нарцисс
— Я всегда поздравляю Нарцисса с днем рождения, — объяснил Ахиллес.
— Так он же заколдован? — сказала Черепаха.
— Ага.
— И смотрит на себя в пруд?
— Ага.
— Превращенный в цветок?
— Нет, — сказал Ахиллес. — Ты сама подумай: превратить Нарцисса в цветок — ну что за наказание? Вот когда Зевс превратил Ио в корову, это было наказание. Так что Нарцисс не цветок. У него даже есть несколько отличных друзей, хотя сам он — редкостный зануда.
— И в кого же его превратили? — спросила Черепаха.
Но тут они вышли на полянку и увидели Нарцисса.
Он стоял около пруда.
И глядел на свое отражение.
Долго и молча.
— Душераздирающее зрелище, — сказал он наконец, шевельнув длинными серыми ушами. — Вот как это называется: душераздирающее зрелище.
Монолог Гамлета
— Быть или не быть, — сказал Гамлет. — Вот в чем вопрос. Достойно ль… Достойно ль…
— Стоп! — сказала Черепаха.
Ахиллес выключил камеру.
— Не, ну что это за «достойноль», — уныло сказал Гамлет. — Люди так не говорят.
— Люди, — сказала Черепаха, — считают, что ТЫ так говоришь.
— Ты уже пятый дубль портишь, — сказал Ахиллес.
— Зачем мы вообще это снимаем?
— Миру нужен настоящий Гамлет.
— А Смоктуновский?! — удивился Гамлет.
— А Смоктуновский — это лучший.
Гамлет решил не обижаться.
— Ладно, — сказал он. — Но сценарий не катит. Я так никогда не говорил.
— А как ты говорил? — спросил Ахиллес.
— Да никак. Я что, псих — сам с собой разговаривать?!
— Люди, — сказала Черепаха, — считают, что да. И еще какой.
Гамлет фыркнул:
— Давайте так. Я дочитаю весь сценарий, а потом сыграю, как в жизни.
— А ты что, не знаешь, чем все кончилось? — удивился Ахиллес.
— Понятия не имею, — признался Гамлет. — У меня только все началось.
— Ну, давай. Только потом вспомни Гомера и посмотри на меня.
Гамлет углубился в чтение. С каждой страницей он мрачнел все больше и больше. Перелистнув последнюю, он отложил сценарий в сторону и долго молчал. Потом все-таки встал перед камерой.
Черепаха отбила хлопушкой:
— «Быть или не быть», дубль шестой. Мотор!
Застрекотала камера.
— Мама, — с неизъяснимой тоской сказал принц датский. — Роди меня обратно.
Метафорическое
— Впервые вижу, — сказала Черепаха, — чтобы кто-то брился метафорой.
Ахиллес фыркнул и намылил правую щеку:
