— Граната! — крикнул Исаев и мгновенно распластался на земле. — Ложись!
Яков почему-то медлил.
— Ложись, мать твою… — выругался Исаев и, схватив Чапичева за ногу, опрокинул его на землю. И в это время, раздвинув кусты, на поляну вышел с поднятыми вверх руками человек в простой одежде татарского крестьянина — круглая барашковая шапка, темная сатиновая рубаха, синие шаровары, на ногах шерстяные носки, перехваченные крест-накрест ремешками от постолов.
Так вот он какой, мурза Сейфула! Черные, будто обугленные губы, провалившиеся щеки, лихорадочный блеск глубоко запавших глаз и большая кровоточащая царапина на лбу.
Поравнявшись с «гранатой», Сейфула остановился и подбросил ее ногой.
— Консервная банка, не взорвется, — сказал он и расхохотался.
— Ах, дьявол его возьми, он еще смеется над нами!
Первым поднялся с земли Исаев и приставил к вздрагивавшей от смеха груди мурзы револьвер. «Застрелит», — подумал я. Но Исаев не выстрелил, только скрежетнул зубами и заорал как-то очень уж не по-мужски:
— Молчать!
— Подчиняюсь, начальник, — спокойно сказал Сейфула.
Яков поднялся неторопливо, не глядя на Сейфулу, отошел в сторону и принялся старательно оттирать обшлагом рукава зеленое пятнышко на колене. Признаться, выглядел он нехорошо. Смущенный взгляд какая-то совсем не чапичевская виноватая улыбка.
Сейфуле связали руки и повели к дому лесника где был телефон. Лесник отсутствовал, а молодая жена его, хорошенькая татарка лет двадцати, увидев незнакомых мужчин, скрылась в летней кухне. Дворовая собачонка свирепо облаяла нас, но Исаев на нее так прикрикнул, что она, поджав хвост, умолкла. Сейфулу посадили на скамью у стены дома. Мы стали полукругом с оружием наготове.
Исаев ушел в контору лесника. Мы слышали, как он сердито и нервно ругался с телефонисткой районной станции. Потом заговорил тише и почтительнее. Вернулся он к нам спокойный и даже веселый. Видимо, начальство похвалило его, и парень сразу подобрел.
— Сейчас вышлют машину с конвоем, — сообщил он.
— А я никуда не тороплюсь, — сказал Сейфула.
— Тебя не спрашивают.
— Зачем же на «ты»? Это что — знак дружбы?
— Шайтан тебе друг, — беззлобно буркнул Исаев. Он все еще пребывал в хорошем настроении.
— Развяжите мне, пожалуйста, руки, — попросил Сейфула. — Я ушиб плечо, очень болит.
— Ничего, потерпишь, — сказал Исаев.
— Слово офицера — не убегу.
— Развяжи! — вдруг сказал до сих пор угрюм молчавший Яков.
— Еще чего,— огрызнулся Исаев, но все же развязал арестованному бандиту руки.
Сейфула размял пальцами ушибленное плечо и что-то сказал Якову по-татарски. Яков не успел ответить.
— Что он говорит? — быстро спросил Исаев.
— Я думал, он татарин, — ответил за Чапичева Сейфула.
— Это не имеет значения.
— Смотря для кого, — возразил арестованный.
Собака лесника приблизилась к нам. Сейфула поманил ее пальцем.
— Пойди ко мне, песик, — позвал ее также Исаев и даже губами поцокал. Собака раздраженно шевельнула ушами. На Исаева она не посмотрела. А подошла к Сейфуле, который что-то говорил ей по- татарски, и доверчиво ткнулась мордой в его колени. Яков рассмеялся.
— Что он ей сказал? — спросил Исаев у Чапичева.
— Я просто позвал ее, — пояснил Сейфула. — Надеюсь, с собакой мне можно разговаривать?
— Разговаривай, мне-то что, — разрешил Исаев, но когда Сейфула снова заговорил с собакой, не утерпел, сказал Якову: — Переводи!
— Разрешите, я сам переведу, — предложил Сейфула. — Я сказал ей, что на своей земле даже собаки и то кажутся удивительно милыми.
— «На своей земле»? — презрительно проговорил Исаев. — Нет у тебя своей земли. И не будет.
— Вы меня не так поняли.
— А чего тут понимать? И ребятишкам понятно, зачем ты сюда полез. Голодной курице просо снится, а тебе отцовские имения. Только номер не прошел и не пройдет. Как говорится, видит око, да зуб неймет. Слышал такое?
— Ошибаетесь, начальник, — возразил мурза. — У меня нет здесь имений. Отец проиграл и прокутил их еще до того, как я родился. У меня тут ни кола ни двора.
— А за что ты тогда кровь людскую проливаешь, за что жизнью своей рискуешь?
— Идея!..
— Идея? — Исаев хотел рассмеяться, но смех у него не получился, только вырвались из горла какие- то гортанные звуки. — Дать бы тебе как следует разок, и вся идея из тебя мигом вылетела б. Да и нет ее у тебя. Откуда, какая может быть идея у бандита?
— Странно слышать такое от коммуниста, — сказал Сейфула. Он, видимо, уже смирился со своей участью и говорил теперь совсем «по-мирному». Тонкими пальцами гладил прикорнувшую у его ног собаку и задумчиво поглядывал то на безоблачное небо, то на тоненькую молоденькую яблоню, посаженную лесником у порога своего дома.
— Присмирел, бандюга, — проговорил, глядя на него, один из бойцов нашей группы. — Христосик, да и только. А ведь совсем недавно каждого из нас готов был живьем проглотить…
— А ты что думаешь, теперь он другим стал? Нет, брат… Такой не переменится, — отозвался Исаев. — Дай ему волю, он всех до единого, всех, кто встанет на его пути, перережет. Для него и ему подобных нет ничего святого.
Исаев говорил тихо, но с трудом сдерживал себя.
— Это вы верно изволили заметить, — подтвердил Сейфула. — Для достижения своей цели я готов на все. В этом мы с вами одинаковы.
— Врешь, не одинаковы! — уже не в силах сдержать свою ярость, закричал Исаев. — Ты бандит, всю жизнь свою за людьми охотился. Всю жизнь людей убивал. Так и помрешь бандитом. А я слесарь… Шестого разряда слесарь, слышишь?.. Я вот этими руками могу машины делать, людям пользу приносить. А ты мне мешаешь, гад, лезешь в мою жизнь, и я должен за тобой, сукиным сыном, по лесу гоняться. Но я тебе не охотничья собака, будь ты трижды проклят…
— Все правильно, не возражаю, — сказал Сейфула. — Только о собаках вы зря так. Собака — добрый зверь. Это человек — дрянь, а звери…
— Пой, пташка, пой, — прервал его Исаев. — Слыхали мы такие оперы. Может, еще каяться начнешь в своих грехах, кровопийца? Ну что ж, кайся, а то не успеешь, времени тебе в обрез осталось.
Сейфула промолчал. Опустил глаза, задумался. Затем вдруг спросил Якова:
— Скажите, если не секрет, вы давно служите?
— Не секрет, — ответил Яков. — Четыре года. Но я не служу, а выполняю свой гражданский долг.
— Допустим, что так. Но все равно вы профессиональный солдат. И как солдату вам повезло. Можете благодарить судьбу, что наши пути скрестились. Вам это пригодится.
— Надеюсь, пригодится, — сказал Чапичев. — А что касается судьбы, я на нее не в обиде. Спасибо ей, что она меня с вами столкнула. Честно говорю, спасибо. Я боец, а бойцу полезно вот так, с близкого расстояния, приглядеться к врагу. Да еще к такому непримиримому.
— Нас только смерть может примирить, — подтвердил Сейфула.
— Ну что ж, видно, что так! — согласился Яков. — На этот счет я не заблуждаюсь. Видно, что ничем другим вас не усмиришь.
Послышался натужный гул идущего в гору автомобиля. Сейфула приподнялся.
— Сиди, — прикрикнул на него Исаев. — Встанешь, когда прикажут.
