соломенный коврик, изрядно запачканный. Джик обтирал об него едва сполоснутые кисти — при смене цвета. Тюбики с краской посередине сдавлены, до предела. Нетерпение не давало начинать их как полагается, с нижнего конца. Палитра небольшая, вытянутая в длину. Другая ему и не нужна, потому что краски на картину он клал прямо из тюбиков, достигая эффекта наложением одного цвета на другой. Под столом внушительных размеров ящик с тряпками. Чтобы вытереть любой предмет, которым он наносил на картину краски — не только кисти и ножи, но и пальцы, ладони, ногти, запястья… Я улыбнулся. Студия Джика так же узнаваема, как и его картины.
Вдоль стены — двухъярусный стеллаж с холстами. Он вытаскивал их один за другим. Темные, неожиданные, резкие цвета били в глаза. Все то же беспокойство, предчувствие всемирной гибели. Распятия, темные ужасы пейзажей, увядающие цветы, умирающая рыба. Везде аллегории, недоговоренность. Обо всем надо догадываться.
Джику претило продавать свои картины, и он очень редко делал это. Они обладали немалым зарядом энергии — тут без сомнений. Увидевший их менял взгляд на мир. Джик был настоящим художником, в этом смысле мне до него расти и расти. Легкое признание он воспринимал как личное поражение.
Утром спустился к яхте, нашел Сару одну.
— Джик пошел за молоком и газетами, — сказала она. — Сейчас накормлю тебя завтраком.
— Я пришел попрощаться.
Она спокойно посмотрела на меня.
— Ничего уже не исправить.
— Если не уеду…
— Назад в Англию?
Отрицательно покачал головой.
— Так и думала. — В ее глазах промелькнула улыбка. — Джик рассказывал, что ты единственный из всех известных ему людей, который сумел сохранить холодную голову после четырехчасовой болтанки в девятибалльный шторм. Да еще пробоина в корпусе… И насос заклинило…
Я усмехнулся.
— Он задраил дыру и починил насос.
— Оба вы дураки.
— Лучше было тихо сидеть дома?
Она повернулась спиной и сказала:
— Мужчины не могут чувствовать себя счастливыми, если не рискуют головой.
В какой-то степени верно; Чуть-чуть здорового риска — хорошо. Только жестокие страдания не стоит повторять.
— Среди женщин тоже есть такие.
— Я не из их числа.
— Джика не будет со мной.
Она стояла ко мне спиной.
— Его из-за тебя убьют.
Невозможно представить ничего более безобидного, чем маленькая пригородная галерея. Здесь Мейзи приобрела свою картину. Теперь она закрыта насовсем. Через стекло витрины просматривалось пустое помещение; короткое слово за стеклом: «Закрыто».
В ответ на расспросы в соседних магазинчиках пожимали плечами.
— Работала всего около месяца. Дело, видно, шло не очень-то хорошо. Вот и свернули.
— Не знаете — спрашивал я, — через какое агентство они снимали помещение?
Нет, никто не знал.
— Конец расследования, — заключил Джик.
Я не сдавался.
— Попробуем пройтись по местным агентствам.
Ни в одной из фирм, вывесивших поблизости таблички с надписью «Продается», галереи не значилось.
Вновь пришли к той же двери.
— Куда теперь?
— В Галерею искусств?
— Это в Домейне, — сказал Джик.
Небольшая парковая зона в центре города. С фасада Галерею искусств украшали традиционные шесть колонн, а внутри — Маннингс. Все-таки удалось разыскать.
Никто на него не смотрел. Никто не подошел и не заговорил с нами. Никто не предложил купить по выгодной цене такую же картину в небольшой галерее на краю города.
Постояли, восхищаясь совершенством работы мастера. Даже Джик неохотно обронил, что человек, судя по всему, знал, как следует обращаться с красками. Больше ничего не произошло. Вернулись на яхту. За обедом напряжение сошло на нет.
— Что теперь? — спросил Джик.
— Надо повисеть на телефоне. Если позволите, конечно.
На это ушел почти весь день. Систематическое обзванивание дало результаты.
Когда добрались до фирмы «Холлоуэй и сын», там ответили: помещение, о котором идет речь, было арендовано на короткий срок Музеем изобразительных искусств северного Сиднея.
— На какой именно срок?
— Три месяца, начиная с первого сентября.
Нет, они не знают, что помещение сейчас не занято. Не вправе его сдать до первого декабря. Музей изобразительных искусств внес плату вперед. Что еще? Фирма не имеет права открывать имена лиц, заключивших сделку.
Пришлось прибегнуть к невинной лжи. Создал впечатление, что, дескать, тоже занимаюсь недвижимостью. И у меня есть клиент, которому нужно свободное помещение. Тогда «Холлоуэй и сын» упомянули некоего мистера Джона Грея, дали его почтовый адрес. Я поблагодарил их. Мистер Грей, добавили они, немного смягчившись, снял галерею для небольшой частной выставки, и их совсем не удивляет, что его там уже нет. Как я узнаю мистера Грея, если увижу? Они не могут сказать: все переговоры велись по телефону и с помощью почты. Можно написать ему самому, если мой клиент желает иметь помещение галереи в своем распоряжении до первого декабря.
А почему бы и нет? В любом случае это не может навредить, подумалось мне. Разыскал подходящий лист бумаги и замысловатым почерком с завитушками сообщил мистеру Грею: мне дали его координаты «Холлоуэй и сын»; не продаст ли он на последние две недели лицензию, чтобы разместить там выставку замысловатых акварелей моего друга? Назначьте цену сами, говорилось в письме, но разумную. Искренне ваш, писал я, Перегрин Смит.
Пошел на яхту, чтобы спросить Сару и Джика, можно ли указать их обратный адрес.
— Все равно не ответит, — сказала Сара, прочитав письмо. — Я бы на его месте не ответила.
— Первый принцип рыбной ловли, — молвил Джик, — забросить крючок с наживкой.
Письмо отправил, получив неохотное согласие Сары.
Не ожидал, что оно даст какой-то результат.
По случаю знаменитых скачек в Мельбурне было полным-полно народу. Но Джику удалось перехватить забронированные номера, от которых кто-то отказался.
— Где?
— В «Хилтоне», — ответил он.
Я не мог позволить себе такой роскоши, но мы все равно поехали. В студенческие годы Джик жил на небольшие подачки от семейного треста, и выяснилось, что этот источник до сих пор не иссяк. Содержание лодки, эллинга, «эм-джи» и жены ни в коей мере не зависело от живописи.
На следующее утро мы летели в Мельбурн. Думы не слишком согревали душу. Сара сидела со мной, и ее осуждающий взгляд леденил мне затылок. Она наотрез отказалась остаться в Сиднее. Ее любовь обуздала присущий Джику азарт и склонность к опасным приключениям. Впредь его реакция в критических
