Валерия начала подкладывать под одежду подушку, чтобы все заметили изменения в ее фигуре, и «призналась» своим подружкам, что снова ждет ребенка. Они очень удивились.
— Ага, — сказала Арианна, — мне много раз рассказывали, какое волнение поднялось на острове, когда люди узнали о моем скором появлении на свет.
— Это доставило самые большие хлопоты. Женщины на Торроне уже не могли иметь детей и поэтому очень интересовались тобой. И конечно, каждая из них хотела быть той, кто поможет тебе явиться на свет. Но Джанфранко сказал, что вызовет акушерку из города, так как у местных слишком долго не было практики.
— И именно она привезла меня с собой? — предположила Арианна.
— Да. Я начала использовать замены на государственных праздниках с тех самых пор, как изменения в моем теле стало невозможно скрыть. В то самое время, когда я лежала наверху в своей комнате и только Сюзанна и акушерка помогали мне дать тебе жизнь, молодая девушка изображала меня на празднике Крещения Господня, одетая в мое великолепное платье.
В камере наступила тишина.
— Вы не беспокоились, отдавая меня? — спросила Арианна.
Герцогиня взяла ее за руку.
— Я приняла обдуманное решение. Я не могла заботиться о тебе. Во время родов я не издала ни звука и не сказала ни слова, когда отдавала тебя. Я заранее выбрала тебе имя, и это было все, что я сама могла сделать для тебя Назвать тебя и отдать моей сестре — это все, что я могла сделать для тебя в то время.
— Но разве вы не могли хотя бы назваться моей тетей? Я имею в виду, что до прошлой ночи я не знала, что у моей... что у Валерии вообще есть сестра, не говоря уже о том, что это вы.
— Это было только к лучшему. Конечно, когда меня выбирали, люди знали, что я с одного из островов, хотя и родилась в Беллеции, как полагалось Герцогине. Твоя бабушка, Паола, как раз приехала сюда за покупками, а я, как и ты, так спешила в этот мир, что родилась немного раньше срока. Людская память коротка, и даже если кто- то помнил, что мои родители были с Бурлеска, то даже у очень настойчивого врага ушло бы много времени, чтобы отыскать мою сестру на Торроне.
И если бы дошло до этого, то не было бы никакой причины для подозрении по поводу того, чей ты ребенок.
— Но если это работало все эти годы, то зачем сейчас что-то менять? — спросила Арианна, забрав свою руку.
Герцогиня вздохнула.
— Несколько месяцев назад Родольфо пришел ко мне со странным рассказом. Он занимался предсказанием будущего, точно так же, как делает это каждое полнолуние, и ему все время выпадала одна и та же комбинация, которую он не мог понять полностью. Что бы он ни делал — гадал на картах, камнях или костях — одно и то же важное сообщение выпадало ему, но ему не хватало одного кусочка информации, чтобы интерпретировать его правильно. Он не знал о тебе.
— Что это было за сообщение? — спросила Арианна.
— О молодой девушке и опасности, о маге и молодом человеке, о талисмане и новом
Арианна долго молчала.
— Мой отец — Родольфо? — тихо спросила она. но Герцогиня встала, останавливая ее жестом, и отошла на другой конец камеры.
— Тебе не кажется, что ты должна сказать мне правду и об этом? — настаивала Арианна.
— Я сказала тебе еще вчера, что никогда не говорила твоему отца о твоем существовании, — ответила Герцогиня. — Это было необходимо для того, чтобы скрыть тебя. Когда я решу сказать ему, ты узнаешь об этом. До этого чем меньше ты знаешь, тем безопаснее всем нам.
Ее голос был очень тверд, и Арианна поняла, что об этом она сегодня больше ничего не узнает.
— И ты все эти годы жила спокойно, ничего но зная обо мне?
— С чего ты взяла, что я ничего о тебе не знаю? — ответила Герцогиня, обернувшись и сверкнув глазами.— Я знаю, когда прорезался твой первый зуб, когда ты сказала свое первое слово — это было слово «нет» — и когда ты сделала свой первый шаг. Я знаю, когда ты пошла в школу и какой дерзкой ты была с учителями, я знаю, что отец и братья разбаловали тебя и что ты любимица всего острова. Я знала о тебе все — за исключением того, как ты выглядишь. Но как только я увидела тебя с Лючиано, я приказала выяснить, кто ты такая, и моя интуиция но обманула меня.
Но я никогда не предполагала, что ты останешься в Беллеции в Запретный день. Я рассматривала все возможности, но мне и не снилось, что ты сама навлечешь на себя опасность!
Арианна не могла больше терпеть того, что ей приходится смотреть на Герцогиню снизу вверх. Она вскочила на ноги, заранее приготовившись увидеть рассерженный взгляд повелительницы, и слова оправдания были готовы слететь с ее уст, но она увидела, что глаза Герцогини, так же, как и ее собственные, блестели от слез.
Неделя в Венеции подошла к концу. Люсьен успел сделать все, что собирался. Он думал о том, что никогда не забудет вида, открывшегося ему, когда они возвращались на лодке с Торцелло. Зайдя в Лидо, они плыли через всю лагуну к Пьяццетта. Казалось, что город просто плавает на воде, и его золотые шпили, купола и башни сияли в лучах заходящего солнца.
Это напомнило Люсьену о его возвращении с Торроне, когда Арианна отвлекала внимание от его внезапного исчезновения. Тогда город был серебряным, но и тот и другой казались просто волшебными.
В их последний вечер отец нанял гондолу с фонариками и им пели серенады на манер рекламы мороженого.
— За пение нужно платить дополнительно, — прошептал отец, — и я уже задумываюсь, сколько придется заплатить за молчание.
В честь Герцогини Люсьен выбрал гондолу с самым симпатичным гондольером, хотя тому все же было явно больше двадцати пяти.
— Ты такой смешной, Люсьен. — сказала мама. — Какая разница, как выглядит гондольер?
— Я считаю, что все в Венеции должно быть прекрасным, — ответил ей Люсьен. — к тому же уродливый гондольер отвлекал бы внимание.
Они медленно плыли по Большому Каналу в успокаивающем вечернем воздухе и через сорок пять минут вернулись на Пьяцца Сан-Марко. Люсьен вновь обратил внимание на то, что между двумя колоннами со статуями проходят только туристы. У него было предчувствие, что ему самому тоже не стоит там ходить.
— А что сказано в твоем путеводителе про эти колонны, мам? — спросил он
Она порылась в книге.
— Колонны Сан-Марко и Сан-Теодоро, — прочитала она, — были местом ужасного зрелища — здесь проходили казни преступников вплоть до восемнадцатого столетия, и посей день суеверные венецианцы не ходят между ними.
Люсьена передернуло, несмотря на то что вечер был теплым.
— Брр, — сказал отец. — Давайте-ка пойдем выпьем в последний раз.
Они направились в одно из дорогих кафе со столиками прямо на Пьяцца. Поскольку это была их последняя ночь, отец заказал «беллинис» — коктейли, сделанные из прозекко и прозрачного персикового сока.
— А можно мне еще и мороженое? — попросил Люсьен.
