авиабомба. И только один из шестнадцати вернулся с войны. Но С. С. Смирнов не отозвался.
Мы высоко ценим книгу С. С. Смирнова «Брестская крепость», слава о которой прогремела по всему миру. Но почему же в ней нет и намека на участие в героической обороне крепости воинов Чечено- Ингушетии? А их было немало. Брестской твердыне присвоили наименование «Крепость-герой». Чеченцы и ингуши для этого тоже положили свои жизни. Неужели о них нельзя было упомянуть хоть одним добрым словом?
В Музее обороны Брестской крепости нам пришлось увидеть обгорелые, почти полностью превратившиеся в пепел, комсомольские документы Даши Эдельханова. Самого комсомольца постигла трагическая судьба: видно, он сожжен в одном из казематов огнеметом.
Писатель С. С. Смирнов — чрезвычайно дотошный и скрупулезно-настойчивый в своих розысках участников Брестской обороны. Но почему же в этом случае он не принял мер к розыску родственников и друзей Эдельханова Даши?
После коротких поисков нами было установлено, что отец Даши Эдельханова проживает в селе Г вардейском Чечено-Ингушской АССР. Здесь же проживают несколько живых участников защиты Брестской крепости, которые призывались в армию вместе в Дашой и служили с ним.
У Девлетгирея Эдельханова, отца Даши, было два сына. Оба они погибли: Даша — в Брестской крепости, а Эдду — у линии Маннергейма. О трагической судьбе Даши отец узнал только теперь, через 26 лет. Разве не мог Сергей Сергеевич написать об этом комсомольце несколько теплых слов?
По-видимому, писатель в то время обходил «подводные рифы», возникшие ранее. Что ж, это неудивительно. Подобные «рифы» обходил не он один. Ученый Ушаков, например, об ингушах в своем словаре не упоминает вовсе, как будто такого народа нет совсем, а о чеченцах сообщает так: «Чеченцы — кавказская народность, живущая в пределах СССР».
Задачу по розыску участников обороны Брестской крепости и района Бреста мы ограничиваем рамками Чечено-Ингушетии. Она нелегка. Писатель С. С. Смирнов имел возможность получить информацию от участников событий — офицеров, сержантов, красноармейцев, — в общем ясно представлявших происходившие в крепости и вокруг нее события. Офицеров из Чечено-Ингушетии в Бресте насчитывалось единицы. И почти все они погибли в первый же день боя.
Рядовые чеченцы и ингуши, оставшиеся в живых, в большинстве своем плохо говорили по-русски, смутно представляли себе, что делалось во время боев во всей крепости и вокруг нее. Отлично они знали одно: вот оттуда надвигается враг и его надо остановить, убить раньше, чем он убьет тебя. Некоторые не помнили даже номера своего полка, и выяснять это приходилось по карте-панораме крепости. По ней боец указывал: «Наш полк стоял вот здесь».
Никаких довоенных архивов в Бресте не сохранилось. Крепость в течение трех с лишним лет находилась в руках фашистов. Нет твердо обоснованных списков рядового и сержантского состава полков и частей, стоявших в крепости перед войной. В Музее обороны крепости имеются лишь списки офицерского состава, составленные по документам Наркомата Обороны СССР.
Трудно точно установить участников защиты Бреста из нашей республики, выявить: кто, когда и где погиб, кто в каком полку служил; и нам приходилось выяснять эти данные путем тщательного опроса.
Те из защитников, кто остался в живых и смог выйти из окруженной врагами крепости в первые два дня обороны, сумели догнать отступающие на восток части Красной армии. Во все последующие дни, когда делались попытки выхода из окруженной крепости, вырвавшиеся даже без ранений, почти неизбежно попадали в гитлеровский плен. А из плена возвращались немногие… И очень часто прошедшие через фашистский плен встречали обидное недоверие, а порой испытывали явную несправедливость. Чеченцы и ингуши, вернувшиеся из фашистского плена, уже в силу прямого недоверия к ним, культивируемого к переселенному народу, прямо попадали в специальные лагеря для длительной «проверки».
В архивах районных и городских военкоматов Чечено-Ингушетии нам удалось найти лишь несколько списков призванных в Красную армию в октябре 1939 года и в феврале 1940 года. В списках, обнаруженных в архивах Малгобекского и Надтеречного военкоматов, указывается, что военнообязанные были направлены прямо в распоряжение командиров стрелковых полков, входивших в гарнизон Брестской крепости. В дальнейшем по опросу живых участников обороны нам приходилось прослеживать судьбу воинов, числившихся в военкоматских списках, узнавать, откуда они, кто их родственники, кем они работали до армии, разыскивать их письма и снятые в Бресте фотографии.
Призванные из Чечено-Ингушетии красноармейцы служили во всех частях Брестского гарнизона. Но особенно много было их в 333-м и 125-м полках. По уверению некоторых участников защиты, в 333-м полку были взводы, наполовину состоявшие из призывников из Чечено-Ингушетии. Иногда в субботние вечера чеченцы и ингуши, служившие в полках гарнизона, устраивали вечера самодеятельности с состязаниями в танцах и игре на дечиг-пондаре.
Ханпаша Нурадилов
На Мамаевом кургане в Волгограде перед величественным монументом, символизирующем Родину — мать, лежат двадцать две плиты, на которых золотом высечены имена самых мужественных и храбрых защитников Сталинграда. В самом центре их лежит плита, на которой написано имя Героя Советского Союза Ханпаши Нурадилова, бесстрашного сына своего народа. В листовке, изданной Политуправлением Донского фронта, отмечалось: «Это был храбрейший из храбрых, отважнейший из всех отважных. Рыцарь отчизны, горный орел Нурадилов… воплотил в себе все лучшие черты доблестного чеченского народа — его геройство и орлиную удаль, его смелость и отвагу, мужество и доблесть. Былинным подвигам кавказских витязей следовал славный богатырь Нурадилов».
А. Олейник, боевой товарищ Нурадилова, рассказывает о славных подвигах героя, равному которому не дала Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Он лично уничтожил пулеметом 920 фашистов, взял в плен более десяти офицеров и солдат врага, уничтожил несколько пулеметов.
В один из декабрьских дней 1940 года я по делам службы находился в 34-м кавполку, интересовался как инструктор политотдела 3-й Краснознаменной Бессарабской имени Г. И. Котовского кавдивизии ходом политзанятий и комсомольской работы в полку. Заместителем командира полка был уважаемый всеми, опытный политработник и замечательный спортсмен-конник, батальонный комиссар Павел Порфирьевич Брикель, инструктором пропаганды полка — Сагит Марахоев.
Зимой 1940 года в частях дивизии подводились итоги соревнования по сбережению конского состава. В одной из комиссий пришлось участвовать и мне.
Мы проверяли конский состав 34-го кавполка. Командиром полка был майор Сергей Трофимович Шмуйло, грамотный офицер и под стать своему заместителю по политчасти Брикелю — любитель спорта и лошадей. Он придирчиво пропускал каждый эскадрон. Тут же находился и командир пулеметного эскадрона старший лейтенант Кальченко.
— Разве это кони, указывая на лошадей 3-го эскадрона, сказал он мне. — Вот сейчас посмотришь моих. Есть у меня ездовой чеченец Нурадилов, так у него четверка — не кони, а львы. Лучшие в эскадроне, сам увидишь.
— Это какой Нурадилов? Не тот ли, что пулеметчиком хочет стать, да с русским не в ладах? — спросил я.
— Он самый. Откуда ты его знаешь?
Я рассказал ему, как встретился с Ханпашой.
Мы с Кальченко подошли к пулеметчикам. Я посмотрел на Нурадилова. Он уже имел довольно бравый вид, даже как будто бы подрос. Ханпаша то и дело отглаживал, прихорашивал своих любимцев, нашептывая им что-то по-чеченски. Когда я спросил тихо помкомвзвода Кулиева, что это он там шепчет лошадям, Кулиев улыбнулся:
— Просит их, чтобы не подвели его. Что он их будет еще больше любить и лучше ухаживать за ними.
