последней телегой.
А в городе черная дворняга отстала от обоза. Она долго бегала по улицам в поисках помойных ям и случайно оказалась на базаре. И тут…
Тут всегда хромой боцман обрывал свой рассказ — сколько Егор Тимофеевич его ни слушал.
— А дальше-то что? — допытывался Егор Тимофеевич.
— А дальше только я то и знаю, что сам видел, — отвечал боцман.
— Расскажи, что сам видел.
И тогда боцман продолжил свой рассказ, который Егор Тимофеевич хорошо запомнил.
Прогуливался как-то раз боцман по набережной в Одессе. Глядит — идет навстречу Серега. Глазам своим не поверил боцман. «Здорово, земляк!» крикнул он. Серега вроде бы испугался. «Да ты что, — говорит боцман, — не узнаешь соседа?»
Ну, туда-сюда, слово за слово, и разговорились. Говорит Серега, что приехал искать работу. Чует боцман, врет ему земляк. Пожалел, однако, парня. «На корабль к нам хочешь? — предложил боцман. — Устрою по знакомству». — «А какой, — спрашивает Серега, — у вас корабль?» — «Пеньку, пушнину возим — торгуем с заграницей». Загорелись у Сереги глаза. «Хочу!» Ну и взяли его на корабль. Подучили малость. Дальним рейсом поплыли в Европу. И вот, глядит боцман, земляк-то его все норовит от работы увильнуть. Палубу драить — живот у него болит. Из трюма груз поднять голова кружится. Отозвал боцман Серегу в сторону и говорит: «Не пойдет у нас так дело, парень, не пойдет! Какой ты человек, ежели работать не умеешь!»
Вышел корабль в Средиземное море. Вдруг девятибалльный шторм поднялся, и наскочили они ночью на подводную скалу. Получили сильную пробоину. Вода пошла в трюмы. Корабль потерял скорость, болтало его как щепку. На что боцман бывалым считался моряком, но и он подумал: конец пришел. Однако ж выстояли.
Заделали пробоину, воду откачали и поплыли дальше.
Стал боцман искать Серегу, а того нет нигде. Весь корабль обшарил — не нашел. «Погиб парень, — решил боцман, — смыло волной». Но зря спешил боцман. Серега объявился. Дело так было. Сидит боцман, ждет капитана, чтобы доложить о происшествии. И вдруг вбегает в каюту крыса, здоровая, как котенок. Садится напротив боцмана и говорит человеческим голосом. Боцман рот раскрыл, а крикнуть не может — голосу нет. И встать не может — ноги отнялись. И слышит боцман, как говорит ему крыса: «Дядя Гриша, не гони ты меня и не бойся моего голоса. Это я — Серега Харитонов. Испугался я нынче ночью, что утонем мы все, и решил стать крысой, на дощечке до берега добраться. Лучше жить крысой, чем погибнуть человеком. Да вот, видишь, просчитался. Пришел я к тебе со своим последним словом».
И сказавши это, поведал Серега хромому боцману про всю свою жизнь. Только до конца досказать не успел — вошел в каюту капитан и спугнул крысу, которую боцман больше уже с той поры ни разу не видел.
Вот такая она, Серегина тайна.
Егор Тимофеевич, рассказавший мне эту историю, закончил её такими словами:
— Сказка — она ведь что дым: без огня не бывает. Поищи, друг мой, огонек-то. Поищи. От какой своей слабости парень погиб.
Старик, многозначительно улыбаясь, щурил свои хитрые глаза.
ШПАКОВ МЕЧ
В старину Забара славилась силачами. Много их у нас было. Но с особой добротой, с любовью и лаской вспоминают забарцы лишь одного силача — Ивана Шпака.
Старики рассказывают, какой он был человек, Иван Шпак, и каким подвигом прославился.
В кулачных боях Шпак никогда не участвовал, драк не затевал. Занимался крестьянским трудом, жил без особой славы. Так что даже силачом в молодости его никто не считал. Но вот, после какой уж войны и в каком веке — не помню, появились в наших лесах разбойничьи банды. То на одну деревню нападут, то на другую. Скот угонят, добро увезут, девок опозорят. Не стало людям от них никакой жизни.
В семи верстах от Забары проходил Большой шлях. Нынче это уже старая, заброшенная дорога. А в старину, говорят, аж с самой Киевщины в Московию по нему ездили, в большие города на ярмарки. И вот замер Большой шлях, когда разбойники объявились. Ни одну подводу грабители не пропустят и пешего разденут догола — ночью, днем ли — когда бы кто ни шел, ни ехал.
Затихла жизнь Забары. Ни песен, ни смеха на селе не услышишь.
Долго думал Иван Шпак, как горю помочь. А потом, не сказав никому ни слова, ушел в Чуровичи. В ту пору в Чуровичах жил знаменитый кузнец — о нем и нынче в наших краях вспоминают. Рябым его звали.
И вот заперлись в кузнице Рябой да Иван Шпак — три дня, три ночи меч ковали. Меч такой, что обыкновенному человеку и двумя руками не поднять с земли. И сталь была особая: в горячем бою меч ещё более тяжелел.
Отковавши меч, проспал сутки Иван Шпак на сеновале у Рябого. Потом встал, искупался в Непути и ушел из Чуровичей.
Направился Шпак не в Забару, а прямо к Большому Шляху. В версте от шляха нашел валун, по рассказам стариков, размером с коня. В тех местах, за Непутью, у нас много валунов, будто нарочно кто их разбросал.
Откатил Шпак валун на шлях и перекрыл им дорогу. Аккурат на том месте, где по обе стороны шляха топь непроглядная начиналась, а за нею лес.
Лето подходило к концу, и разбойники решили в другие края перебраться, где зима покороче и мужик побогаче. Да слух прошел, будто из столицы войска должны прийти, порядок в округе навести. По этой причине и вышел на шлях разбойничий обоз с награбленным добром. Держал он путь на юг.
Увидели разбойники препятствие на дороге, остановились.
Шпак следил за разбойниками с другой стороны валуна.
Прибежало пятеро. Подналегли на валун, закряхтели, а сдвинуть с места не могут.
— Эх вы, — рассмеялся Шпак. Размахнулся он мечом и одним ударом пять голов снес.
Теперь прибежали десять разбойников. Шпак и десятерых зарубил одним ударом. Стали бандиты по нему стрелять.
А Шпак стоит себе за камнем, приговаривает:
— Дурачье поганое, зря порох жжете.
Видно, и разбойники это поняли, стрельбу прекратили. Повыхватывали шашки наголо, человек пятьдесят, не меньше, и пошагали к валуну.
Шпак вышел из-за камня, рукава засучил по локти, стоит, ждет.
— Ну-ка, ну-ка, голубочки.
Первых двух ногой сшиб. Те упали на дорогу, придержали остальных, тут-то Шпак их мечом, как палкой по гороху, только головы полетели.
Порубал всех и опять за камень, ждет новых гостей. Только их нет да нет, не идут больше.
Потом смотрит Шпак, отделился от обоза один человек, без сабли, без ружья и идет прямо на камень.
Подошел и кричит:
— Эй, мужик, атаман велел передать: сбросишь камень в болото и сам сойдешь с дороги — озолотит тебя, что запросишь — даст и ещё в придачу пятьдесят голов скота.
— Передай своему атаману, — ответил Шпак, — коль хочет со мной говорить, пусть сам придет сюда.
Человек ушел, и вскоре на дороге показался сам бандитский главарь весь ряженый-переряженый, не поймешь, какого племени и веры какой. Здоровый детина, а меч у него побольше размером, чем у Ивана Шпака.
Подошел главарь, честь отдал, будто и не бандит вовсе, а рыцарь, и говорит:
