становилось все хуже и что она никогда не должна и не будет жить с ним, потому что ее привязанность к нему легко могла превратиться в безумную ненависть, и в ужасном, омерзительном приступе злобы она могла убить его».
23 сентября в Джеймстауне праздновалось столетие первого парохода Фултона, «Канаха» опять привезла Твена (сам Роджерс не поехал), устроили гонки с яхтой Вандербильда, «старый морской волк Твен», как писали газеты, победил. Вернулся в дом на Пятой авеню, осенью увлекся еврейским детским театром, которым руководила Элис Герц. Ставили «Принца и нищего», проводил дни на репетициях, премьера с успехом прошла 19 ноября. В остальное время опять клубы-банкеты, немного пытался работать, но остались от того периода лишь наброски, закончен был только «Пес с телеграфа» («Telegraph Dog»), сентиментальный рассказ о верной собаке. Дороти Квик приходила несколько раз в неделю, часами сидела с Твеном, пока ее маму развлекала Изабел: девочка болтала, старый говорун слушал и записывал, получился рассказ «Маленькая Нэнси придумывает истории» («Little Nelly Tells а Story Out of Her Own Head»). (Дороти сама стала писателем; в 1961 году она опубликовала книгу «Дружба маленькой девочки с Марком Твеном».)
В октябре Хант разрешил Джин поездку в Нью-Йорк за покупками — при условии, что она не будет видеться с отцом. Но и с покупками начались проблемы. Был финансовый кризис, доход Твена временно сократился с 250 тысяч в год до 100 тысяч, траст Никербокера, где у него были вложения, прекратил выплаты. Имелись средства в других банках, дома, земля, акции, но Изабел написала Джин, что нужно экономить: не покупать одежды, писать на маленьких листках бумаги, а не на больших, поменьше есть, «беречь каждый пенни»; Джин попросила 30 долларов на покупку инструментов для резьбы — ей было отказано. Секретарша давно распоряжалась деньгами хозяина, но раньше она, напротив, задаривала Джин и Клару; возможно, экономия была инициативой Эшкрофта, который приобретал все больше влияния в доме. В ноябре он с согласия Твена зарегистрировал торговые марки виски и табака «Марк Твен», предложил основать фирму для защиты авторских прав. Изабел впоследствии назвала Эшкрофта негодяем, который ее обманул. Но поначалу они ладили. И на Клару режим экономии пока не распространялся, хотя она тратила раз в сто больше Джин: опасно было бы настроить ее против себя.
Бунт Джин все же увенчался относительным успехом: под Рождество Петерсон позволил ей оставить санаторий. Но о возвращении домой и речи не было. Изабел сняла уединенный коттедж в Гринвиче, штат Коннектикут: Джин должна была жить там вместе с сестрами Каулз (одна из них была подругой Изабел; вторая страдала серьезным психическим заболеванием) и француженкой Марго Шмит, нанятой Изабел в качестве компаньонки. Отец на новоселье не приехал. Сам он получил рождественский подарок — отдельной книгой вышло «Путешествие капитана Стормфилда в рай», отлично продавалось. Ничего нового он давно не писал. Хоуэлс предложил участие в проекте: 12 писателей вместе пишут сагу «Семья» — отказался. Ходил по обедам, на одном из них познакомился с английской беллетристкой Элинор Глин, только что опубликовавшей «Три недели» — роман об английском аристократе, совратившем замужнюю русскую аристократку; их незаконнорожденный сын стал наследником русского трона. Книжка произвела скандал, была атакована цензурой. Глин рассчитывала на защиту Твена. Пришла к нему — он потом описал беседу как «самую странную, какую я когда-либо вел с женщиной». Вернувшись в Лондон, Глин опубликовала брошюру о встрече с Твеном: он был от ее романа в восторге, но не встал на защиту из трусости и говорил, что нельзя высказывать вслух, что думаешь. Журналисты явились к Твену за комментариями — он сказал, что Глин безбожно переврала его слова. Но он, кажется, и вправду решил, что высказывать вслух ничего не нужно.
Он не хотел себя «грузить»: только бильярд и развлечения. Завел регулярные завтраки для жен издателей, которых называл «зайчихами»: другие мужчины на завтраки не допускались. 25 января 1908 года вновь уехал на Бермуды — без Изабел, но с Эшкрофтом. Там обрел очередную «внучку», Маргарет Блэкмер (1897 года рождения, дочь миллионера): «смех, как журчание ручейка, выбегающего из тени на солнечный свет». Отдыхавшая тогда же на Бермудах Элизабет Уоллис, декан Чикагского университета, описала его дружбу с Маргарет в книге «Марк Твен и счастливый остров»: старик и девочка ежедневно катались в тележке, запряженной осликами. «Маргарет была к нему глубоко привязана, как привязываются дети к взрослому, который их понимает и разговаривает с ними уважительно. М-р Клеменс никогда не был к ней снисходителен, он уважал ее мнение и говорил с ней как со взрослым человеком».
Вернувшись в Нью-Йорк, обнаружил Роджерса больным, уговорил бросить дела; уплыли на Бермуды вдвоем. Как в первый год дружбы, всюду появлялись вместе, производили фурор; их прозвали «Король» и «Раджа». Одновременно с ними отдыхал будущий президент Вудро Вильсон — публика его знала как «человека, с которым Король и Раджа играют в бильярд». Блэкмеры уже уехали, но недостатка во «внучках» не было. Дочь американского вице-консула четырнадцатилетняя Элен Ален — «душевное совершенство и пленительный облик». Дочь владельца Бермудской электроэнергетической компании десятилетняя Лорэйн Ален — «голосок флейты и личико, как цветок». Дочь немецкого бизнесмена двенадцатилетняя Ирен Геркен — «эльф». Дочь канадского финансиста Элен Мартин — «хрупкое прелестное существо». Он не выбирал «нимфеток»: тринадцатилетняя Джин Спурр, «ангел, какие живут на небесах», была, по свидетельствам отдыхающих, коренастым бутузом без бровей и передних зубов. Но все его «внучки» были из очень, очень богатых семей — бедные не путешествовали через океан первым классом и не отдыхали на Бермудах. Мог отыскать в Нью-Йорке бедную девочку, какую-нибудь китайскую сиротку, облагодетельствовать, удочерить? Мог. Но он не хотел привязанностей — они ранят, не хотел ответственности — она гнетет. Он искал только приятного общения.
На Бермудах он также сблизился с девушкой из семьи среднего достатка — дочерью архитектора Дороти Стерджис. Она была уже студенткой колледжа, отношения сложились взрослые — не «увнучивание» и не флирт, а дружба равных. Дороти (она стала известным художником-иллюстратором) вспоминала, как гостила у Твена в 1908 году: «Мы обычно сидели в лоджии, когда он читал почту, и говорили о текущих событиях. Он очень интересовался политикой и, помню, прочел мне целую диссертацию о Тедди Рузвельте… Потом мы гуляли в ближайшем лесу, сидели на опушке и читали друг другу вслух, чаще всего Киплинга».
«Все мы — коллекционеры. Лично я коллекционирую зверушек — девочек от 10 до 16 лет, милых, прелестных, наивных и невинных — чудных юных созданий, чья жизнь — сплошная радость; они еще не знали горя и утрат». «Внучек» стало так много, что требовался учет: в апреле 1908 года Твен объявил о создании клуба «Морские ангелы» (есть рыбка с таким названием), куда вошли 12 девочек. Кроме бермудских «внучек», членами клуба стали Дороти Квик и Фрэнсис Нунналли, а также дочери Пейна и Харви — Луиза и Дороти. Последний «ангел», пятнадцатилетняя дочь адвоката Марджори Брекенридж, вступила в клуб летом 1908 года. Самой старшей была Дороти Стерджис; в виде исключения приняли взрослую женщину, актрису Маргарет Иллингтон, а заодно и ее мужа — со статусом «наблюдателя». Собирались на Пятой авеню и в других твеновских домах «на чашку чая», слали друг другу открытки, «дедушка» подарил каждому члену клуба по булавке с изображением рыбки. Но вся эта затея была формальной: по словам очевидцев, по-настоящему Твен любил только Дороти Квик и, может быть, Маргарет Блэкмер. Кларе отцовская причуда не нравилась, как и белые костюмы и прочие экстравагантности. Вряд ли она всерьез боялась, что он оставит кому-то из «ангелов» наследство, но ей было неприятно, что он демонстрирует привязанность к чужим внучкам, словно уже не надеясь обзавестись собственными.
Изабел поощряла все прихоти Короля, одобрила и «морских ангелов», вела самостоятельную переписку с девочками и их родителями. Они не были опасны. Джин была устранена, Клара приручена, Кэти Лири боготворила хозяина и Клару, а раз им нравилась Лайон, то и Кэти она нравилась. Роджерс мог уничтожить Лайон и Эшкрофта одним щелчком, но предпочитал не вмешиваться — может, потому, что сам женился на молодой и считал, что друг собирается сделать то же и имеет на это право. (Неизвестно, что он думал об Изабел, но бывать в доме Твена почти перестал, как и Хоуэлс с Туичеллом, и никогда не звал ее или Эшкрофта на «Канаху».) Но существовал еще Пейн, и все шло к тому, что именно он станет литературным душеприказчиком Марка Твена.
Биограф был рассеян, прошлым летом умудрился потерять автобиографию Ориона Клеменса, учет документов вел небрежно, держал их у себя дома, ни перед кем не отчитывался.
Он собирал письма Твена, в частности, попросил их у Хоуэлса; Твен это одобрял, но 22 января 1908 года вдруг написал Хоуэлсу, что тот не должен был отдавать письма (Хоэулс отвечал, что не видит причин
