стрельбе из лука. Лук мальчику смастерили по его росту, да и стрелы были меньше обычных, однако и это оружие было небезобидным: однажды он чуть не вышиб глаз кому-то из садовников. Наставник каждый день пытался хотя бы ненадолго уложить Па-Рамессу в кровать, но мальчик редко испытывал потребность в послеобеденном сне. Украдкой побродить по дворцу было для него самым большим удовольствием, в то время как взрослые, иными словами, почти все на свете, погружались в сон, чтобы лучше переварить пищу (а он уже успел прийти к заключению, что невозможно делать две вещи одновременно — переваривать и думать). Погреба, помещения кухонь и пивоварен с плетеными будочками для лучников на крышах — он успел побывать всюду. И часто случалось, что обратно в царские покои его, заблудившегося, приводил кто- то из слуг. Мало кто обращал внимание на мальчика, любопытного и юркого, как крыса. Он всегда был в парике, поэтому взгляду проходящих мимо не за что было зацепиться. Все думали, что он — сын кого-нибудь из чиновников, заблудившийся в коридорах и переходах.
Подсобные помещения дворца вообще были местом весьма неприятным, особенно подвалы, где воняло мочой, человеческой или крысиной, если не чем-то похуже: слуги не всегда успевали или просто не хотели бежать ко рву, где было принято справлять естественные нужды. Но мальчика это не смущало, потому что именно здесь он сделал для себя множество необыкновенных открытий.
Он исходил дворец вдоль и поперек, успел побывать всюду — в архивах и кладовках с бесчисленными горшками и котелками, в литейной мастерской, где изготавливались наконечники для стрел, в конюшнях, в конторах писцов, в прачечной, где стиралось белье — и не только царское, в помещениях, отведенных для рабов, где было множество полных тайн подвалов, живших своей собственной, непонятной жизнью, в которой основное место отводилось блуду. В первый раз услышав женские стоны на складе с ячменем, он растерялся. Что делать? Броситься на помощь несчастной? Позвать стражу? Но одного взгляда, брошенного украдкой в приоткрытую дверь, оказалось достаточно, чтобы в одно и то же время успокоиться и смутиться: обнаженная женщина, лежавшая на мешках с ячменем, совсем не казалась несчастной и больной; мужчина, пристроившийся меж ее бедер, ритмично двигал тазом и мял ладонями ее груди, и ноги женщины при этом лежали у него на плечах. Рабыня, и с ней — кто-то из мастеровых. Не убийство и не драка — в общем, дело не стоило выеденного яйца. И все же рычание, которое издавал мужчина, поставило мальчика в тупик. Неужели это действо порождает в человеке гнев? Привлекала внимание и внешность мужчины — у него была неестественно светлая для египтянина кожа. Наверняка он один из военнопленных с востока, которого взяли во дворец, потому что он знает какое-то ремесло. Всего во дворце, Па-Рамессу слышал об этом от отца, постоянно находилось не менее двух тысяч слуг, из них три сотни женщин. Время от времени, по выражению Па-Семоссу, которому младший брат рассказал об увиденном на складе, «кровь начинала играть у них в жилах». А с теми, кто не имел супруги или супруга, это случалось еще чаще.
После этого случая Па-Рамессу равнодушно проходил мимо комнат и закоулков, откуда доносились характерные звуки, сопутствующие соитию. По возрасту ему еще было рано знать подобные вещи, однако он успел в подробностях изучить анатомические особенности женщины и мужчины. Не имея практического опыта в этом деликатном вопросе, он считал плотские потребности чем-то вроде слабости, бременем, которое накладывает на людей взрослая жизнь.
И все-таки в подвалах случались и приятные встречи. Однажды мальчику на глаза попался большой и сильный рыжий кот, подстерегавший в коридоре крысу или мышь. При виде Па-Рамессу животное замерло и смерило его внимательным взглядом. Мальчик присел на корточки и заговорил с котом. Кот нерешительно подошел ближе. Через пару минут кот, мурлыкая, позволил Па-Рамессу гладить себя, сколько тому вздумается. В следующий раз мальчик принес с собой четверть утки, которую стащил с блюда во время завтрака: рыжие должны помогать друг другу, верно ведь?
Но самый большой интерес у мальчика вызывали обрывки подслушанных тут и там разговоров. Так он узнал, что офицер царских конюшен по имени Хорамес, которого осудили за растрату казенных денег, хотя в это никто из знавших его не верил, избежал двадцати пяти ударов хлыстом благодаря какой-то любовной истории. Это было все, что Па-Рамессу удалось понять из подслушанного разговора. Хотя нет, мальчик услышал также и имя Хоремхеба, что заинтересовало его еще сильнее. Но кто мог помочь разгадать все эти загадки? Па-Рамессу решил оставить эти вопросы на потом.
Через два или три дня после похорон в винном погребе он услышал такой разговор:
— Теперь ему надо решить, как быть с маленьким принцем.
— А где он, этот принц?
— В Хет-Ка-Птахе[4], под опекой жрецов храма Птаха.
— Но почему?
— Я уже говорил тебе, его родные умерли. После смерти его матери кормилица принесла его в храм и показала жрецам печати, принадлежавшие умершей.
— И никто здесь об этом не знает?
— Похоже, никто. Я слышал, как хранитель утренних тайн сказал жрецу из Уасета, что момент для подобного разоблачения выбран неудачно и что нужно подождать еще немного, прежде чем уведомить обо всем первого придворного его величества.
— В эту историю трудно поверить! Как зовут принца?
— Птахмос.
— Сколько ему лет?
— Шесть, как я слышал.
— Не стоит тебе болтать об этом на всех углах! Не то угодишь под плетки или ушлют тебя в далекий гарнизон — в Азию или в страну Куш![5]
— Я еще не сошел с ума. И ты тоже никому не говори ни слова.
Услышав звук шагов, Па-Рамессу поспешил скрыться. Он успел отбежать локтей на двадцать и спрятаться в какую-то кладовку, когда открылась дверь и двое мужчин, чей разговор он подслушал, удалились в противоположном направлении. Мальчик вышел из подвала. Он не мог думать ни о чем другом: оказывается, в Хет-Ка-Птахе живет принц одних с ним лет и зовут его Птахмос.
Принц царских кровей.
Это было куда интереснее, чем наблюдать за поркой офицера из царских конюшен. И все же новость была неприятной: принц царских кровей в будущем мог стать соперником. Особенно учитывая то, что они с ним одного возраста.
Глава 3
Воплощение и фантом соперника
На восьмой день по возвращении из Хет-Ка-Птаха царский дворец словно бы прибрал к рукам какой- то шумливый и неугомонный дух. С самого рассвета воздух вибрировал лихорадочным волнением, и это было для Па-Рамессу в новинку. Вокруг скрипели оси повозок, которых было больше, чем обычно, стонали петельные крюки тяжелых дверей, огражденные каменными стенами помещения полнились отголосками приказов, раздаваемых офицерами, которые состояли на службе в разных подразделениях царской администрации и следили за порядком в конюшнях, на чердаках и складах, в винных погребах, конторах писцов и в архивах, в гардеробных и прачечных… Спустя три часа после рассвета в коридорах покоев принца раздался стук сандалий придворных, секретарей, писцов и домашней прислуги. В столицу стеклось множество гостей из провинции, и те из них, кто не пользовался расположением Рамсеса, пытались заслужить благосклонность Сети — в надежде получить повышение по службе, право на часть доходов храма или, на худой конец, хотя бы укрепить свои нынешние позиции.
Даже мухи вели себя более нервно, чем обычно. Приближался час коронации.
За последнюю неделю Сети всего раз или два ужинал с семьей и выглядел очень усталым. Па- Рамессу понимал, что сейчас не время задавать отцу вопросы о маленьком принце по имени Птахмос.
Придав лицу самое серьезное выражение, учитель класса Па-Рамессу в школе для царских детей, называемой
