— Твои крики меня разбудили.
— И возбудили? — Хаемуасет усмехнулся, рабыня тоже улыбнулась.
Это стало последней каплей. Именхерхепешеф словно сошел с ума: подскочив к нахалке, он раздвинул ей бедра и вошел в нее на глазах у брата. Она закричала было, но он закрыл ей рот ладонью. Хаемуасет попытался оттолкнуть брата, но Именхерхепешеф ударом кулака свалил его на пол. Именхерхепешеф всегда быстро добивался желаемого — вскоре его жертва забилась, как рыбка на крючке. По тому, как задрожали ее ноги с розовыми ступнями, упиравшиеся в загорелые плечи мужчины, было понятно, какое удовольствие она получала от этого неожиданного соития. Свои крики она глотала вместе со слюной, поскольку принц продолжал зажимать ей рот. Хаемуасет с расширившимися от ужаса глазами наблюдал за происходящим, лежа на полу. Он не боялся вступить в драку со старшим братом, нет; он завороженно наблюдал за проявлением звериной природы в человеке, которого привык считать своим защитником и покровителем. Совокупляющиеся животные всегда становятся объектом нездорового любопытства со стороны людей, но это — всего лишь очередная попытка разгадать тайну зарождения жизни. Когда этому занятию предается человек, да еще твой старший брат, к тому же главнокомандующий царской армии, зрелище становится откровением. Непристойность тоже воспитывает — по-своему.
Ученик Хаемуасет получил знания, которые ему не могли дать ни
Наконец Именхерхепешеф отстранился от рабыни и, перед тем как выйти, бросил разлученным любовникам:
— Вот как поступает истинный сын Сета!
Глава 34
Жертвоприношение старшего сына
Слухи о ночном происшествии — это слово, как, впрочем, и все слова, не совсем верно передавало суть случившегося, поскольку для Хаемуасета вторжение старшего брата в его интимные отношения с женщинами стало сильным потрясением, — через какое-то время распространились по дворцу. Главная жертва — не чернокожая рабыня, которая в итоге даже получила свою выгоду от случившегося, а Хаемуасет, чье самолюбие было жестоко уязвлено, — в конце концов рассказал обо всем своей матери Исинофрет; та велела сыну молчать как рыба. Однако рабыня, в силу своего нежного возраста не отличавшаяся здравомыслием, рассказала подружкам о своем ночном приключении. Она уже могла зачать и потому решила, что теперь носит под сердцем наследного принца. Так, из уст в уста, о выходке — еще одно неверное слово — Именхерхепешефа стало известно хранительнице косметических средств царицы Нефертари, которая после долгих разглагольствований о том о сем все-таки передала слухи хозяйке. Та сочла подобные измышления оскорбительными и поделилась своим возмущением с Рамсесом.
Для принца поступить подобным образом означало проявить неслыханное пренебрежение к приличиям и семейным ценностям, поэтому, как отец и фараон, Рамсес решил как следует отчитать Именхерхепешефа при первой же возможности. А пока главнокомандующий армии Хора находился в стране Куш.
Между тем Рамсес поговорил с Хаемуасетом и из первых уст услышал слова, сказанные Именхерхепешефом, когда тот выходил из спальни брата: «Так поступает истинный сын Сета!» Он сразу же связал это вызывающее заявление и их последний со старшим сыном разговор. Решив попридержать до времени свой гнев, он стал ждать возвращения Именхерхепешефа.
А его возвращение всех повергло в ужас.
Как только на пристань с судна спустили наскоро сработанный саркофаг, по городу прокатилось необъяснимое волнение, охватило дворец и, наконец, достигло зала для аудиенций, где находился Рамсес. По выражению лица писцов, ворвавшихся в зал и что-то зашептавших придворному, у которого сразу же вытянулось лицо, фараон понял, что случилось нечто чрезвычайно важное.
— Что происходит? — громогласно вопросил он.
Первый придворный разрыдался и срывающимся голосом сообщил страшную новость.
Одно только тело Именхерхепешефа вернулось в Уасет. Его сопровождали два писца наместника Куша, Хеканакхта, и делегация военных той же провинции.
Именхерхепешеф умер.
Глава военных поцеловал царскую сандалию и передал первому придворному отчет о случившемся, подписанный Хеканакхтом.
— Читай, — приказал Рамсес.
Шестью днями ранее принц поужинал во дворце наместника. Ему слегка нездоровилось, и он рано лег спать. Ночью его состояние ухудшилось, и слуги срочно призвали лекаря. Когда тот явился, принц бился в ужасных конвульсиях, как если бы его трясли десять человек, и жаловался на невыносимую головную боль. Вскоре его кожа покрылась красными пятнами, а к лицу прилила кровь, и оно так распухло, что казалось, вот-вот лопнет. Потом нижнюю часть туловища и ноги принца парализовало, и он не смог проглотить ни капли приготовленного лекарем снадобья. К рассвету он впал в забытье, и еще до полудня
«Царский сын страны Куш» приносил фараону, воплощению Амона на земле, свои самые искренние соболезнования.
Рамсес приказал показать ему тело сына. Слуги подняли крышку саркофага, установленного в одной из комнат первого этажа. Невыносимое зрелище: великолепный Именхерхепешеф превратился в серую обезображенную куклу. Безжалостная болезнь, постигшая его, вне всяких сомнений, была порождена в черных глубинах чьей-то смертоносной волей. Все, кто увидел его, едва сдержали крики ужаса. Саркофаг отправили к бальзамировщикам.
В стране был объявлен траур.
Узнав о случившемся, Нефертари и Неджмаатра лишились чувств. Когда же молодая вдова очнулась, ее охватил ужас; она вспомнила ритуал, проведенный магом Сетнау, его заклинания, обращенные к Мут; ничто не могло переубедить ее в том, что в смерти супруга повинен Сет.
Скорбь Рамсеса и Нефертари была иной.
Смерть отца или матери означает для ребенка, что детство кончилось; смерть ребенка для родителей — конец мира. Когда это случается, рассвет становится сумерками. Смерть юного и прекрасного Ими Рамсес, Нефертари и Туи восприняли как наказание. Правда, во время своего судьбоносного визита к Рамсесу Сет умолчал об этой предполагаемой мести, но царственная чета и царица-мать все равно усматривали в случившемся его волю.
Оказавшись в одной комнате с Нефертари, Туи, Исинофрет и Неджмаатрой, Рамсес сказал овдовевшей невестке:
— Для меня мой сын и твой муж не умер. У вас двое сыновей. Отныне старший будет носить имя отца.
Однако с течением времени душевная боль фараона только усиливалась. Вскоре она переродилась в гнев: Рамсес приказал убрать из зала для аудиенций статую Сета, стоявшую среди изваяний двенадцати других богов, и заменить ее статуей Хонсу[46].
Это решение взволновало, если не сказать потрясло, писцов и жрецов Уасета. Каких злых духов опасается фараон? По какой тайной причине этот бог, которому поклоняется простонародье, занял теперь место Сета? Во время встречи с фараоном Верховный жрец Амона затронул волнующую его тему.
— В писаниях сказано, что Сет — одна из первичных сил, возникших в момент создания Вселенной, — прямо заявил жрецу Рамсес. — И Ра призвал Сета, чтобы тот уничтожил змея Апопа. Вселенная уже создана, и, будучи сыном Амона-Ра, я решил, что Сету нет места в моем царстве. Я буду править именем Амона, Ра и Птаха, которым посвящены вечные города Уасет и Хет-Ка-Птах.
Небуненеф, пораженный таким умозаключением фараона, не нашелся, что ответить; несколько лет назад он был склонен считать Рамсеса воплощением красного бога, тем поразительнее для него было то, что теперь этот бог официально отвергнут. Еще он подумал, что теперь ни город, ни храм не будет
