Кадзуки. Можешь взамен убить меня». Как смело.
…Ааа, теперь понятно.
«Я з а щ и щ у т е б я, К а д з у к и».
Вот что означали эти слова.
– Ну и я согласился. Хотя не то чтобы собирался сдержать слово. Или ты видишь какой-то смысл держать слово? В смысле, Юри-тян все равно не может оставить [Революционера] в живых, он же против нее.
…Мария наверняка это прекрасно знала. Конечно, она знала, что ее жертва ничего не решит.
Но все же Мария не могла меня бросить.
Потому что в этом ее гордость.
Однако…
– Никак не пойму, она правда дура, эта Мари-ти?
…Кодай Камиути не в состоянии понимать такие вещи.
Ведь он жил очень, очень далеко от подобной гордости.
– …Камиути-кун.
– Чего?
– Если бы Юри-сан не сказала тебе убить Дайю, ты бы оставил его в живых?
Он ответил не задумываясь.
– Р а з у м е е т с я, н е т.
Похоже, этот вопрос ни малейшей трудности для него не представлял.
– Она меня просто подтолкнула. Даже если б она не дала мне нож, все равно, думаю, я сделал бы что-нибудь в том же духе. Это ж просто идиотизм – сидеть и ждать, пока выйдет время.
И весело добавил:
– К о г д а м о ж н о б ы л о т а к к л а с с н о р а з в л е ч ь с я!
Аа, все ясно.
Тайные маневры Юри-сан тут ничего не значили. Я не могу простить его, что бы ни произошло. Ни за что на свете.
Пока я молча сидел, сжимая кулак, Кодай Камиути пошарил у себя в сумке.
– Мне тебя жалко, так что я дам тебе вот это!
И он протянул мне нож.
– …Чего ты затеваешь?
– Считай, что это тебе для самообороны. Похоже, Юри-тян не собирается назначать цель для [Убийства] до [Тайной встречи] с тобой. Если ты пришьешь Юри-тян по-быстрому, то сможешь остаться в живых.
– …Ты серьезно?
– …Мм? Тебя так удивляет, что я хочу помочь? Я сказал уже, делаю это чисто из сочувствия, правда. Можешь считать это прощальным подарком от коллеги по «Клубу жертв Юри Янаги»!
– Да при чем тут это! Я другое имею в виду… разве ты не любишь Юри-сан?
Он озадаченно таращился на меня, словно не понимал.
Ааа, вот оно что.
Ему нечего оберегать. Я не вижу стержня в его душе. Вот почему его действия казались нам непоследовательными. Заставлять Марию молчать, намекать мне о тайных маневрах Юри-сан – все это ему было без разницы.
Хватит с меня. Не хочу больше с ним общаться.
– …Мне это не нужно.
– А, ну ладно.
И он кинул нож на стол, не показывая каких-либо эмоций.
На этом разговор был окончен. Кодай Камиути уселся на кровать и принялся со скучающим видом играться со своим плеером. Я сел на пол и уткнулся лбом в колени.
Мне не хотелось больше с ним разговаривать, но было что-то, что я должен был уточнить.
– Камиути-кун.
Я обратился к нему, не поднимая головы.
– Ты убьешь Юри-сан после моей смерти?
Поскольку Юри-сан и Кодай Камиути – [Король] и [Рыцарь], они не могут оба остаться в живых. Если он хочет выиграть, он должен ее убить.
Он ответил:
– Честно говоря, не знаю.
Своим обычным беззаботным тоном. Без интереса.
– Может, посмотреть на это как на еще одно пари?
Я поднял голову и заглянул ему в лицо.
Всегдашнее его расслабленное выражение лица. Кодай Камиути совершенно не изменился. Ни малейших угрызений совести по поводу убийства Дайи и Ирохи-сан он не испытывал.
– …Послушай, Камиути-кун. Я в первый раз такое скажу, но я просто должен снять это с души.
– Валяй, говори.
Я сделал глубокий вдох и попытался собрать всю злость, какую только мог.
– Н а д е ю с ь, Ю р и - с а н т е б я н а х р е н п р и к о н ч и т.
> День 7, <C>, [Тайная встреча] с [Юри Янаги], комната [Юри Янаги]
Та Юри Янаги, которую я знал, больше не существовала. Все очарование пропало с ее белого лица, осталась лишь опустошенность.
И глаза ее были пусты.
Те самые глаза, которые она показала мне вчера, прежде чем броситься мне в объятия. Тогда я думал, что эти глаза – результат душевной раны, которую она получила.
Но я ошибался.
Эта пустота появилась из-за того, что ей приходилось долго скрывать свои чувства, разыгрывая перед нами спектакли.
И – я не мог больше путать ее с «Наной Янаги», когда она была такой.
…Нет, дело не только в ее выражении лица.
Наверно, я понял это уже тогда, когда поцеловал ее в щеку.
Наверно, я понял это уже тогда, когда подумал, что ее слезы не такие, как у «Наны Янаги», когда они не утолили мою жажду.
Я молча смотрел на стоящую передо мной девушку.
Просто стоял и смотрел, не отводя взгляда, но и не вкладывая в него каких-либо чувств.
Девушка, вся бледная, прижала руки к груди. Дышала она судорожно.
Я пытался освободить свой взгляд от всех эмоций, но все же она поняла, что он значит. И ей стало больно.
…От осознания греха.
Она чуть содрогнулась и поспешно прикрыла рот руками. Но усилия были тщетны: ее вырвало, и блевотина потекла между пальцев.
– Уу, гге…
Однако я не мог позаботиться о ней, просто стоял и смотрел.
Ненавидь ее.
Ненавидь ее.
Я должен ненавидеть ее, обманувшую нас, загнавшую нас в угол, заведшую нас туда, где мы сейчас. Тогда мне будет легче. И еще: если я буду воспринимать ее как врага, шансы, может, еще останутся. Мне надо ее ненавидеть.
И все же сквозь стыд она плакалась мне.
…Мне больно.
