прозаика присутствует и отвага — в решительный момент это воодушевление становится всеобщим, выливается в сход, в акции протеста или в дружную сплоченность коллектива во время беды (а исчезновение из музея прижизненного подлинного портрета Лефорта — это настоящая беда!). Писатель смог точно и без излишеств нарисовать народные характеры, избегая при этом какой-либо мелкой дотошности в «Зеленом кресте», и показать милейшие уездные женские типы в «Музее…». В обеих повестях он, собственно, вывел таких героев, у которых «болит совесть».
Сегодня реализм настойчиво выдается за эстетически неполноправное явление. А я вновь и вновь стою за реализм, поскольку полагаю только это художественное направление имеющим моральную заинтересованность русской судьбой. Никакая «беглая летопись злобы дней» наших газет не заменит этого писательского вдумчивого умения «читать жизнь», слыша в ней слова, звучащие стоном и мольбой, слова участливые и тревожные. Живопись жизни Виктора Мельникова, его «чтение жизни», безусловно, имеет свой угол зрения. Под сочувственным взглядом писателя сама собой слагается в художественное сочетание картина жизни. Жизни, в которой нет унылости, в которой человек способен «выпрямиться во весь рост». Да, весь этот людской калейдоскоп его повестей приводит в движение обстоятельства чрезвычайные — наглое и упорное навязывание проекта строительства нефтеперерабатывающего завода. (в первой) и поиски отца героиней, никогда его не видевшей (во второй). Такие внешние конфликты типичны для дня сегодняшнего. Но при всей очевидности «экологического конфликта», Виктор Мельников писал все же «Зеленый крест» не как «экологическую повесть». А свой «Музей..» — не как детектив. Он говорит о том, как угрожающе в нравственном смысле изменилась связь человека с природой и связь человека с другим человеком (сегодня родственные отношения в семьях часто просто катастрофичны). Если в прошлом веке писатель, обращаясь к природе, говорил, что при зрении ее «улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды» (С. Аксаков), то теперь все иначе — природа больше не воспринимается соразмерным человеку Божественным даром… Человек не связан с ней внутренне; он пронзает ее своей корыстью, она для него словно заранее мертвая. А между тем природа успокаивала и лечила, навевала минуты «благодатные и светлые» не только поэтам. Сегодня она измята, искалечена человеком. Отношение к природе, к земле и человека к человеку являются у писателя той мерой, что свидетельствует об искаженности и испорченности собственно души человека.
«Экологический сюжет» в повести «Зеленый крест» ведет и к обозначению двух разных мироощущений: тех, кто готов переступить любые Богом установленные границы (дабы попросту не способен их воспринимать) и тех, что «выросли прямо из земли», что живут в более обширном историческом времени, не желая сиюминутной выгодой разрушить навсегда мирную прелесть и обаяние жизни, еще способной расти на древней русской земле. Этих своих героев автор прописал любовью — с ними всеми ему хорошо, а не с теми, где и преступление всего лишь «законно-оформленная сделка». Виктор Мельников, собственно, и не тратит себя на раскрашивание злодеев. Они изначально прозрачны в своем злодеянии, несмотря на туман культурных речей. В темноту и беззаконность их души писатель совсем не спускается. Зато, повторим, народные типы преподнесены им сочно и характерно. А увлекательный острый сюжет «Музея…» — только формальный прием для того, чтобы еще ярче выделить и поддержать это влечение всех героев к благообразию: примет, поймет и простить своего отца и свою мать Верочка. И, казалось бы, так долго не могущая состояться, слиться в целое жизнь семьи получит счастливое воссоединение благодаря совсем не благолепным обстоятельствам. Заслуга писателя в том и состоит, что он умеет видеть красоту и там, где много покалеченности. Причем, это не маргинальная в сущности красота светской жизни современных хроник, а красота простая, увиденная среди простых людей.
Обе повести написана крупными мазками. В них нет нынешнего «разглядывания в микроскоп» как эстетического принципа, заменившего прежнее модное «подглядывание в замочную скважину». «Микроскопические явления в душе существуют, — писал К. Аксаков, — но если вы увеличите их в микроскоп и так оставите, а все остальное останется в своем естественном виде, то нарушится мера отношения их ко всему окружающему, и, будучи увеличены, они делаются решительно неверны, ибо им придан неверный объем, ибо нарушена общая мера жизни, ее взаимное отношение, а эта мера и составляет действительную правду». На мой взгляд, Виктору Мельникову как раз и удалось сохранить в повестях верные художественные пропорции — при всей катастрофичности, обделенности и разъединенности должного быть вместе, описанная им современная жизнь и современный человек не лишены нравственного элемента, не лишены памяти земли. В «Музее..» многие страницы отданы истории московского Лефортова — месте расположения музея, где происходит действие. В беседах дочери (Верочки) и обретенного ею отца (директора музея) развертывается прекрасная картина того, как историческая память в человеке может быть жизненно-важной, помогая человеку «справляться с собой», питая его чувства и мысли. А являющийся многим трехреченцам воевода Никола с боярами в «Зеленом кресте», как и слышавшийся гул голосов из-под земли ни автором, ни его героями не воспринимаются как «фантастические элементы». Народное предание всегда бережно хранило такие знаки и знамения как чудесные, требующие от нас, живущих на земле, дела и действия. Если предание живет, то это значит, что жизнь все еще обладает своим внутренним идеалом. Да, собственно, сам
Но неполным будет рассказ о творчестве писателя без обращения к его рассказам. Рассказ — дело конкретное. Тут нужен случай, нужен факт реальности, характер и динамичный сюжет. В рассказах Мельников сохранит свой прежний провинциальный масштаб — уездного городка, поселка, деревни. Там живут его герои: дети, женщины, старики. Там укутывает он своих героев дымкой пейзажных настроений, так сочетающихся с человеческой жалостливостью. В рассказе «Кольцо» Лешке, молодому парню-работяге («по пьянкам не шатался, из воли материнской не выходил») станет жалко рубить (что для него равнозначно — губить) лес, а потому он откажется от хороших денег. «Чутким и тихим, как девичий вздох» будет у Мельникова осенний воздух в драматичном рассказе «Отчий дом». Тоской кладбищенской, грустью старости веет от печального рассказа «Прощался старик со старухой», а рассказ «Подарок» обдает читателя рождественским семейным теплом, скромным праздничным настроением подмосковного городка.
Всякий мельниковский рассказ обладает своим настроением. Но и всякий рассказ — это ухваченная боль времени. Каким трудным стало детство у наших мальчишек и девчонок! Как оскорбляется их воображение соблазнительными картинками телевизоров, как надвигается на них (в первую очередь) бесстыдство, как много сегодня того, что отравляет начинающуюся жизнь! Самим названием рассказа — «Держись, Колька, держись!» Виктор Мельников словно оказывает взрослую моральную поддержку своему маленькому герою, преследуемому дворовыми хулиганами. Его Колька действительно ощутит в себе человеческое достоинство, окажет сопротивление вымогателям, превращающим наши улицы и дворы в «детский ад». Вообще такой, «выпрямившийся герой» (будь то взрослый или ребенок) — это доверенное лицо писателя Мельникова.
В рассказе «Отчий дом» тоже ухвачена боль — боль наших стариков (родителей), теряющих детей. Теряющих в их лице привязанность к родному месту, дому, а значит — семейному преданию, памяти, ценностям. Старик Санеев, ждущий годами приезда дочери и внучки, еле справляющийся со своей тоской и душевной болью, не желающий верить очевидному — своей брошенности, умрет в тот самый момент, когда
