стать не можешь. Если это унижает твое достоинство, утешайся тем, что моя личная охрана носит то же самое. — Он удовлетворенно посмотрел на Корсона. — Ты это имел в виду, говоря о пате?
— Примерно, — признал Корсон. — Но уриане будут удивлены.
— Они меня поймут. Их маленький передатчик тоже был не таким уж невинным. Получив особый сигнал, он испускает достаточно тепла, чтобы поджарить тебя. Будь они хитрее, воспользовались бы автономным устройством. Выпить хочешь?
— Охотно, — ответил Корсон.
Веран вытащил из ящика стола фляжку и две хрустальные стопки. Наполнил их до половины, подмигнул Корсону и выпил.
— Я бы не хотел, чтобы ты на меня обижался. Я люблю тебя, Корсон, кроме того, ты мне нужен. Но я не могу тебе верить. Все вокруг складывается слишком хорошо, но только потому, что ты здесь есть, был и будешь. А я даже не знаю, что тобой движет. То, что ты мне предлагаешь, Корсон, это измена человечеству. Это означает отдать себя в распоряжение этим фанатичным птицам, которые только и мечтают об уничтожении человека, в обмен на свою собственную безопасность и чрезвычайную власть. Допустим, я могу это принять. Но ты? Ты, Корсон, не похож на предателя человечества. Или, может, я ошибаюсь?
— У меня нет выбора, — ответил Корсон.
— Для человека, действующего под давлением, ты проявляешь исключительную предприимчивость. Тебе удается убедить птиц заключить со мной союз, и ты сам приходишь договариваться об этом. Более того, для этой цели ты доставляешь меня сюда. Хорошо, допустим, тебе удается загнать меня в ловушку. Я исчезаю, а ты остаешься вместе с птицами. Уже сейчас ты предаешь свой вид, выдавая меня существам, которые с твоей точки зрения стоят не больше, чем я, которые даже не гуманоиды. И ты знаешь, что придется сделать это еще раз. Это не похоже на тебя. Птицы не отдают себе в этом отчета, поскольку не знают людей, поскольку принимают тебя за зверя, за дикого зверя, который будет обкрадывать их гнезда и которого можно приручить или, точнее, укротить. Но я видел тысячи солдат вроде тебя, Корсон. И все они были неспособны предать свой вид, свою страну, своего вождя, причем вовсе не из какого-то благородства, хотя все в это верят, а просто из воинской дисциплины. Тогда что же? Остается другая возможность. Ты стараешься спасти человечество. Ты решил, что выгоднее всего завоевание Урии, а потом и всего этого звездного района человеком, а не этими оперенными фанатиками. Ты доставляешь меня сюда и предлагаешь мне союз с урианами, поскольку предполагаешь, что он будет непрочен, что раньше или позже я с ними поцапаюсь, и надеешься, что я уничтожу уриан. Может, тогда ты смог бы избавиться от меня? Можешь ничего не говорить. Просьба о моей помощи против уриан была бы ненужной, если есть риск, что я предам. Ты же знаешь, что коалиции часто распадаются.
— Есть еще дикий гипрон, — холодно сказал Корсон.
— Верно, он мне нужен. В то же время, захватив его, я освобожу Урию от второй опасности. Разве я не прав, Корсон?
— Вы принимаете мое предложение?
Веран криво усмехнулся:
— Не раньше, чем обеспечу себе безопасность.
На этот раз они двигались за кулисами времени. Корсон разглядывал время с помощью нервной системы гипрона. Отростки гривы животного охватывали его запястья и касались висков, отчего к горлу время от времени подкатывала тошнота. Веран, висевший по другую сторону гипрона, потребовал от Корсона, чтобы тот заглянул прямо во время. Он надеялся, что Корсон сможет быть проводником в лабиринте подземного города уриан.
Они ползали по складкам действительности во все еще живой современности. Существо с очень внимательным взглядом могло бы заметить движущиеся тени, а при везении — огромный и страшный призрак. Однако прежде, чем оно успело бы моргнуть, они исчезли бы, поглощенные воздушной бездной. А если бы свет был достаточно ярок, чтобы окружить ореолом какую-то деталь, оно увидело бы только плоскую прозрачную фигуру. С современностью гипрон синхронизировался лишь на долю секунды, чтобы Веран и Корсон могли осмотреться. Стены, колонны, мебель были для них, как туман, а живые существа или движущиеся предметы оставались невидимыми. Это была вторая сторона медали. Нельзя было подглядывать, не рискуя, что их заметят, или оставаться невидимым, не теряя зрения.
— Жаль, что ты не знаешь этой базы, — сказал Веран.
— Я же просил у вас неделю или две, — запротестовал Корсон.
Веран пожал плечами.
— Есть риск, с которым я считаюсь, и риск, которого я избегаю. Я не буду ждать целую неделю, пока ты вместе с птицами расставишь на моем пути ловушки.
— А если нас заметят?
— Трудно сказать. Может, ничего не случится. Или произойдет пертурбация. Нгал Р’нда может понять, что происходит, и перестанет тебе верить. Или же рискнет ускорить течение событий и начнет атаку гораздо раньше. Мы не должны допустить, чтобы нас заметили. Нельзя вносить в течение истории изменения, которые могут обернуться против нас. Мы пойдем одни, без эскорта, без тяжелого оружия. Использование любого оружия в прошлом, от которого ты зависишь, равно самоубийству. Надеюсь, ты это понимаешь.
— Значит, невозможно приготовить ловушку в прошлом.
Веран широко улыбнулся, обнажив металлическую пластину, заменяющую ему зубы.
— Мне достаточно ввести небольшую подпороговую модификацию. Ее не заметят, но я смогу воспользоваться ею в нужный момент. Ты ценный человек, Корсон. Ты указал мне слабое место Нгала Р’нда.
— И я еще должен вас сопровождать?
— Неужели я похож на безумца, который способен оставить тебя за своей спиной? Впрочем, ты знаешь эти закоулки.
— Уриане заметят мое отсутствие. Они же нас не слышат.
— Мы могли бы рискнуть и оставить передатчик, но, думаю, в этом случае он послал бы какой-нибудь сигнал. Нет, лучше мы будем действовать в тишине. Кроме того, в той современности мы будем отсутствовать всего несколько секунд. Как по-твоему, сколько лет этой птице?
— Понятия не имею, — поколебавшись, ответил Корсон. — Для своего вида он уже стар. А в мое время уриане жили дольше, чем люди. Думаю, ему сейчас по крайней мере двести земных лет, может, двести пятьдесят, если их гериатрия шагнула вперед.
— Мы нырнем аварийно, — сказал довольный Веран. — Благодаря этому, они не получат сигналов твоей игрушки.
Сейчас они двигались по аллеям времени. Они проскользнули в подземный город и преодолевали километровую толщу скал. Она была для них не плотнее тумана.
Веран прошептал на ухо Корсону:
— Как его узнать?
— По голубой тунике, — сказал Корсон. — Однако, мне кажется, здесь он проводит только часть времени.
— Это неважно. Когда гипрон на него наткнется, он пойдет за ним до момента рождения. А может, нужно говорить о вылупливании?
На мгновение мелькнула голубая тень, и они больше ее не теряли, но это длилось так недолго, что Корсон с трудом верил, что это были месяцы и годы, в течение которых Нгал Р’нда играл на планете роль уважаемого и миролюбивого урианина. Они плыли против течения жизни этого существа, как лосось плывет против течения реки. Тень изменила окраску. Нгал Р’нда был молод, и туника Князей Урии еще не покрывала его плеч. Может, он еще не обдумывал планов завоеваний? Корсон сильно сомневался в этом.
