не потому, что вы его заслужили. Вы ударите первым. — Он выставил подбородок. — Давайте, мой друг, бейте. И Джиллиад ударил.
Остерли, скорчившись от боли, пытался предупредительно крикнуть, но было уже поздно.
Он увидел, как кулак Джиллиада описал короткую дугу. Это явно был удар, которому не слишком помешала близость Ройса, и не слишком сильный, но он почему-то достиг цели.
Остерли растерянно увидел, как Ройс слегка покачнулся.
— Еще раз? — Вперед вылетела левая рука Джиллиада, потом последовал боковой удар правой.
На этот раз Ройс не только покачнулся. Он отлетел назад, налетел на низкий столик и растерянно схватился за него.
Ройсу как-то удалось удержаться на ногах, он несколько раз тряхнул головой, вытер тыльной стороной ладони кровь в уголке рта и, наконец, выпрямился. Он казался полуоглушенным и чуть ли не вне себя от неожиданности.
— Боже мой! — сказал он сдавленно. — Ну, вы еще поплатитесь, подлец. Я не знаю, как вам это удалось, но вы пожалеете, ей-богу! Еще никто не пробовал на мне перчаток из метало-кожи, чтобы не поплатиться за это. — И он шагнул вперед.
Для Остерли темп атаки был непостижимым, но Джиллиад, казалось, отреагировал так же быстро.
Он остановил Ройса тремя прямыми слева и жестоко ударил снизу прямо в солнечное сплетение.
Ройс разинул рот, скорчился и рухнул на пол.
Джиллиад поглядел на него сверху вниз и потер суставы пальцев.
— Супермен, — сказал он почти печально.
Джиллиад взял стул и подтащил его к Остерли.
— Вам лучше сесть.
— Спасибо. — Остерли осторожно опустился на стул. — Он неудачно сломал мне руку. Сложный перелом. В правом верхнем кармане у меня зеленая ампула. Отломите у нее кончик и подержите у моего носа.
Джиллиад достал ампулу, и Остерли глубоко вдохнул.
— Слава Богу, теперь полегче. — Кровь опять вернулась в его бледное лицо.
Ройс застонал, откатился в сторону и сел. Джиллиад подождал, пока он встанет, и опять ударил. Он попал Ройсу в подбородок, и тот опять рухнул на пол без сознания.
Остерли прервал радиопередачу и сказал: — Как, черт возьми, вы это сделали?
— Вы сами видели. Я его ударил.
Остерли закончил свое сообщение и скорчил гримасу.
— Я знаю, вы шутник. Но как же получилось, что ваши кулаки не отскочили и не разлетелись, как яичная скорлупа? Как получилось, что вы оказались быстрее его?
Джиллиад рассмеялся.
— Мне очень жаль, я не хотел вас сердить. Теперь мне нет нужды объяснять назначение штанги. Я добился этого с помощью Машины. Как вы знаете, любая идея становится для восприимчивого реальностью, если он долгое время на ней сосредоточен. У меня было чувство, что должен быть какой-то промежуточный путь, какой-то компромисс. Я сосредоточился на том, что я — в моих фантазиях — так же силен, как иммунный. К тому же, я был намерен и дальше оставаться таким же сильным. Вероятно, влияет процесс единства подсознательных инстинктов, так как после шести заседаний я смог выжать тяжелую штангу одной рукой. Это на четверть превышает последний мировой рекорд подъема двумя руками. — Он улыбнулся почти самодовольно. Рефлексы, очевидно, тоже ускорились. Но выросла ли моя вероятная продолжительность жизни, я должен буду еще доказать.
— Проклятье! — Физиономия Остерли выражала странную смесь уважения и неодобрения. — Но ведь вы рисковали всем, вы не находите? Вы ведь могли надолго нарушить ваш обмен веществ. Возможно, вы навсегда повредили некоторые области мозга.
Джиллиад пожал плечами.
— Я под профессиональным наблюдением, моя только идея. Научные оценки показывают, что подвергнуться такой процедуре может каждый.
Прежде чем Остерли успел ответить, в квартиру ворвались вооруженные люди.
— Все в порядке, сэр? Сообщение получено. — Если не считать сломанной руки, да. Закуйте нашего друга, пока он не пришел в себя.
Он подождал, пока не закончили с Рейсом, и спросил: — Еще сообщения были? — Мы вспугнули двадцать семь человек, сэр, но в целом картина выглядит не слишком хорошо. Шестеро ушли, восемнадцать застрелены при самообороне и трое взяты живыми. — Сотрудник службы вздохнул. — Операция обошлась нам очень дорого: семьдесят восемь убитых и двенадцать раненых. И плюс сорок один человек гражданских, попавших в проекцию на Торонто-стрит, когда один из иммунных начал отбиваться. К счастью, его подстрелил с крыши один из наших людей, иначе он разгромил бы всю улицу.
Остерли, покачиваясь, встал.
— Отведите меня к врачу, пусть он меня заштопает. Дел полон рот. — Он криво улыбнулся Джиллиаду. — В следующий раз, перед тем как заварить кашу, мы должны удостовериться, что сможем ее расхлебать.
Четыре часа спустя Остерли с загипсованной рукой обсуждал с Кейслером создавшееся положение.
— Надо как-то заставить арестованных заговорить. Вопрос в том — как именно? Как только они заговорят — они мертвецы, еще до того, как успеют выдать что-то действительно полезное. Опыты показывают, что они умирают и в том случае, если прибор удалять из их черепа хирургическим путем. Что же нам делать?
Кейслер наморщил лоб.
— Выглядит так, будто… нет, минуточку… как же его звали?.. Польтер?.. Поллард?.. — Он нажал что-то на письменном столе. — Алло, мне нужен энциклопедический отдел… да, хорошо, позвоните мне. — Он закурил сигару и пыхтел ею, пока на письменном столе не загорелся красный огонек. Алло, кто это?.. А, это вы, Лепарн. Хорошо. Послушайте, это как раз ваша область. Я пытаюсь вспомнить американского ученого, который усовершенствовал электронный детектор. Родился еще до Машины, году в 2010. Мне кажется, его звали Поллинг, но я не уверен.
Лепарн несколько раз щелкнул языком и наконец сказал:
— Поллард, мне кажется… нет, точно, Эндрю Поллард. Дайте мне десять минут на уточнение. Кажется, где-то были подробные сведения о его жизни.
Через семь минут он заговорил снова.
— Уже нашли, подробное жизнеописание с техническими записями и чертежами…
— Чудесно, спасибо, — сказал Кейслер и повернулся к Остерли. — Наши друзья заговорят, нет слов.
— Я не понимаю.
— Ну, тогда слушайте. В 2040 году один из гениев электроники создал прибор, который назвали электронным детектором. В принципе, эта машина была детектором лжи, который намного превосходил все, что было изобретено в этой области. Короче говоря, аппарат не нуждался ни в каком устном ответе, но был способен оценивать чувственные реакции. Подозреваемого нужно было только подсоединить к прибору, после чего ему задавали вопросы. Не играло никакой роли, были ли ответы на эти вопросы или они игнорировались, чувственные реакции были такими же самыми, и машина их записывала. После допроса
