поверхность, вдавливая кончики пальцев в крохотные трещинки. Скатывается на ярд из каждых двух пройденных. Внизу — смутно виднеющаяся яма, выстреливающая языки пламени, извергающая вонючие газы. Уродливые чудовища, с острыми, словно иглы, клыками, ждут, когда она свалится вниз. Стена становится все выше. Воздуха почти нет — ей нечем дышать, в глазах все мутнеет, грязная рука сжимает ее сердце, она чувствует, как кровеносные сосуды отделяются от тела, словно проволока, торчащая из развороченного пластикового потолка. Сила гравитации постоянно растет… больно, гортань крошится, лицо отвратительно обвисает… река страха стремительно заполняет мозг…
— Все это ненастоящее, Сатина. Все это иллюзии. Ничего этого на самом деле нет.
— Да, — говорит она, — да, я знаю, — но Мукерджи отчетливо слышит страх. Ее мускулы подергиваются, на лице проступает румянец и капли пота, глаза трепещут под сомкнутыми веками. Сон продолжается. Сколько она еще выдержит?
— Дай мне, — говорит он. — Дай мне сон.
Она не понимает. Ничего. Мукерджи знает, как это сделать. Он настолько устал, что перестал думать об усталости. Где-то в заколлапсной области он обнаруживает неожиданную силу, которая помогает ему войти в оцепеневшую от ужаса душу и смести там галлюцинации, словно паутину. Теперь они обрушиваются на него. На этот раз непосредственно, а не через мозг Сатины, теперь все эти фантомы резвятся в его черепе. Он чувствует, как расслабляется Сатина, и одновременно сам собирается с силами, чтобы противостоять яростному натиску ужаса, который он вызвал на себя. И он борется. Он отводит от девочки иррациональность и заполняет ею свое сознание, приспосабливается, привыкая мыслить параллельно потоку ужасающих видений.
Он делит с Сатиной то, что предназначено ей одной. Вместе они могут вынести эту ношу. Он несет большую часть ее, но и она, Сатина, несет свою, и никого из них не захлестывает этот парад страшилищ. Они могут смеяться над чудовищами из сна; они могут даже восторгаться ими; ну до чего же буйная фантазия! Вон то существо с сотней голов, этот моток живой медной проволоки, грызущиеся драконы, вон та нечеткая масса острых зубов… разве можно бояться того, что не существует?
Мукерджи посылает сквозь мешанину причудливых видений связную мысль, пропуская ее через мозг Сатины в мозг неизвестного существа.
— Можешь ты убрать эти кошмары?
— Нет, — ответило что-то. — Они в вас, не во мне. Я только даю им необходимый толчок. А вы сами порождаете видения.
— Хорошо. Кто ты, и что тебе здесь нужно?
— Я взие.
— Кто?
— Форма жизни с планеты, где вы собираете ветки “зеленого огня”. Я попал на вашу планету только по рассеянности.
Рассказ сопровождается чувством грусти, то уменьшающимся, то вновь возрастающим. Здесь и пафос, и жалость к самому себе из-за неустроенности, истощения всех сил. Надо всем этим все еще несется волна кошмаров, но это уже не имеет значения.
Взие продолжает:
— Я хочу всего лишь вернуться домой. Мне не нравится здесь.
“И это наше инопланетное чудовище, — думает Мукерджи. Это наше страшное, распространяющее кошмары существо со звезд!”
— Почему, ты наводишь галлюцинации?
— Не по своей воле. Я просто пытался установить ментоконтакт. Какой-нибудь дефект в чувствительной системе человека, может быть. Не знаю. Не знаю. Я так устал. Ты можешь помочь мне?
— Мы отправим тебя домой, — обещает Мукерджи. — Где ты? Ты можешь показать себя? Дай мне знать, как тебя найти, и я свяжусь с начальником космопорта. Он организует тебе возвращение домой с первым же отправляющимся туда кораблем…
Сомнение. Молчание. Контакт слабее и, похоже, прерывается.
— Ну? — спрашивает Мукерджи немного погодя. — Что случилось? Где ты?
Ответ от взие приходит не сразу.
— Как я могу верить тебе? Может быть, ты просто хочешь уничтожить меня? Я откроюсь…
Мукерджи кусает губы, подавляя бешенство. Запасы его телепатической энергии почти иссякли. Он вполне может вообще потерять контакт. Если он сейчас же не найдет способа уговорить это мнительное существо уступить ему, он может выдохнуться раньше, чем все устроится. Ситуация требует отчаянных мер.
— Послушай, взие. Ни у меня, ни у девочки, которую я использую, не осталось больше сил, чтобы продолжать разговор. Я приглашаю тебя к себе в голову. Я отброшу всю свою защиту, чтобы ты смог увидеть, кто я такой, посмотреть как следует и решить, стоит ли мне доверять, или нет. В конце концов, это же нужно тебе. Я помогу тебе вернуться домой, но только если ты дашь себя увидеть.
Он широко распахивает свой мозг. И остается ментально беззащитным.
Взие обрушивается в мозг Мукерджи.
Чья-то рука тронула Мукерджи за плечо. Он что-то недовольно буркнул и замолчал, стараясь собраться с мыслями. Рядом с ним стоял Ри Накадаи. Они находились… где это?., в палате Сатины Рэнсом. В окно просачивался бледный свет раннего утра; он, должно быть, на минуту задремал. Голова раскалывалась.
— Я обежал все вокруг, разыскивая тебя, Пит, — сказал Накадаи.
— Уже все в порядке, — пробормотал Мукерджи. — Все в полном порядке. — Он потряс головой, чтобы окончательно прийти в себя, и все вспомнил. На полу рядом с койкой Сатины сидело нечто размером с лягушку, но формой, окраской и строением отличающееся от всех лягушек, которых Мукерджи когда-либо видел. Он указал на него Накадаи. — Это взие, — сказал Мукерджи. — Инопланетный ужас. Мы с Сатиной подружились с ним. Мы уговорили его показаться. Послушай, ему здесь не сладко, поэтому, если тебе не трудно, сходи за кем-нибудь из начальства космопорта и объясни, что у нас тут есть существо, которое надо немедленно отправить к звезде Нортона и…
— Вы — доктор Мукерджи? — спросила Сатина.
— Верно. Полагаю, мне надо было представиться, когда… ты проснулась?
— Ведь уже утро, правда? — девочка с улыбкой прислонилась к спинке кровати. — Вы моложе, чем я думала. И такой, серьезный! А я люблю такой цвет кожи. Я…
— Ты проснулась?
— Мне снился плохой сон, — сказала она. — Или снилось, что мне снится плохой сон… Не знаю. Как бы то ни было, это было очень страшно, и когда все кончилось, мне вдруг стало хорошо… Я подумала, что- если буду спать и дальше, я пропущу очень много хорошего. Надо встать и посмотреть, что происходит в мире… Вы что-нибудь поняли, доктор?
Мукерджи вдруг ощутил дрожь в коленях.
— Шоковая терапия, — пробормотал он. — Мы вышибли ее из комы… даже не подозревая, что делаем. — Он подошел к койке. — Послушай, Сатина Я не спал, наверное, миллион лет, и я валюсь с ног от усталости. Я хочу поговорить с тобой о тысяче вещей, но только не сейчас. О’кэй? Не сейчас. Я пришлю доктора Бейли — это мой босс. Как высплюсь, вернусь, и мы все вместе поболтаем. О’кэй? Скажем, часов в пять — шесть вечера. Хорошо?
— Ну, конечно, конечно, — сказала Сатина с промелькнувшей на губах улыбкой. — Если вы чувствуете, что должны бежать в тот самый момент, когда я… Конечно. Идите. Вы выглядите ужасно усталым, доктор.
Мукерджи послал ей воздушный поцелуй. Подхватив Накадаи под руку, повел его к двери. В коридоре
