опустошенных сыновей, способных лишь к игре или драке. Достаточно ли этого для победы? Я разрушил одну треть Вселенной, чтобы поднялась другая, и еще одна балансировала на краю. И я не чувствую на себе греха. Может быть, оттого, что я свободен и зол. Ну, хорошо, я могу теперь оплакивать ее, смеясь… Мышонок, Катин, кто из вас теперь слепец, не могущий видеть меня победителем над этой звездой? Я чувствую, как огонь давит на меня. Как ты, Дэн, я буду балансировать между рассветом и вечером, но призом моим будет полдень!
Темнота.
Молчание.
Ничто.
Затем забрезжила мысль:
“Я думаю… Так или иначе, я… Я — капитан Кроуфорд?” — он старался не думать об этом. Но мысль была им, он был мыслью. Не за что было уцепиться.
Мерцание.
Колокольчик.
Аромат тмина.
Это было начало.
Нет! Он зарылся в темноту. В ушах еще стоял чей-то крик: “Вспомни Дэна!”, в глазах — картина поплывшего оборудования.
Слабый звук, запах, мерцание сквозь сомкнутые веки.
Он подумал о бессознательном страхе, об огненном потоке ужаса. Но страх уже исчез из сердца, и участившийся пульс толкал его наверх, туда, где ждало его величие умирающей звезды.
Сон был убит.
Он задержал дыхание и открыл глаза.
Перед ним мерцали пастельные краски. Мягко нанизывались друг на друга высокие аккорды. Тмин” мята, кунжут, анис.
А позади красок — фигура.
— Мышонок? — Катин прошептал это и удивился тому, как отчетливо он себя слышит.
Мышонок убрал руки с сиринкса. Исчезли и краски, и аромат, и музыка.
— Проснулся? — Мышонок сидел на подоконнике — плечи и левая половина лица залиты мягким медным светом. Небо над ним было фиолетовым.
Катин закрыл глаза, вдавил голову в подушку и улыбнулся. Улыбка становилась шире и шире, обнажая зубы.
— Да, — он расслабился и снова открыл глаза. — Да. Я проснулся. — Он резко сел. — Где мы? На обитаемой станции Института Алкэйна? — но тут же увидел в окно пейзаж.
Мышонок слез с подоконника.
— Спутник планеты, называемой Новой Бразилией.
Катин вылез из гамака и подошел к окну. За атмосферным куполом, за низкими зданиями черно- серые горы иззубривали близкий горизонт. Он втянул прохладный воздух и повернулся к Мышонку.
— Ох, Мышонок, я думал, что проснусь, как…
— Дэн получил свое на пути к звезде, а ты — когда мы удалялись. Все частоты были сдвинуты в инфракрасную область. Это ультрафиолет разрушает сетчатку и приводит к таким вещам, как у Дэна. Тай все-таки улучшила момент и отключила твои входные датчики. Знаешь, ты действительно был какое-то время слепым. Мы засунули тебя в медицинский аппарат сразу же, как только очутились в безопасности.
Катин задумался.
— А что же мы делаем здесь? Что произошло потом?
— Мы остановились около обитаемой станции наблюдали за всем этим фейерверком с безопасного расстояния. Ей понадобилось чуть больше трех часов, чтобы достичь максимальной светимости… Мы разговаривали с экипажем станции, когда поймали сигнал капитана с “Черного какаду”. Мы покружились там, подобрали его и разрешили киборгам “Какаду” убираться восвояси.
— Подобрали его? Ты хочешь сказать, что он выбрался оттуда?
— Да. Он в соседней комнате. Он хочет поговорить с тобой.
— Так это не вранье — насчет кораблей, входивших в Нову и оставшихся невредимыми? — они направились к двери.
Катин забылся от восторга, созерцая великолепие щебня через огромное окно в коридоре, пока Мышонок не сказал ему:
— Сюда. Они открыли дверь. Полоса света пересекла лицо Лока.
— Кто здесь?
Катин проговорил:
— Капитан!
— Что?
— Капитан фон Рей!
— Катин? — его пальцы вцепились в подлокотники кресла. Желтые глаза уставились в упор.
— Капитан, что?.. — лицо Катина прорезали глубокие морщины. Он подавил панику и заставил лицевые мышцы расслабиться.
— Я сказал Мышонку, чтобы он привел тебя посмотреть на меня, когда ты будешь в полном здравии. С тобой… С тобой все в порядке. Хорошо, — боль проступила на изуродованном лице и исчезла. Но это была именно боль.
Катин перестал дышать.
— Ты тоже старался увидеть. Я рад. Я всегда думал, что ты можешь понять.
— Вы… Вы рухнули на звезду, капитан? Лок кивнул.
— Но как вы выбрались?
Лок вдавил голову в спинку кресла. Темная кожа, рыжие волосы, невидящие глаза — единственное в этой комнате, что имело цвет.
— Что? Выбрались, ты сказал? — он коротко рассмеялся. — Это теперь раскрытая тайна. Как я выбрался? — было видно, как на его лице подрагивают желваки. — Звезда, — Лок поднял руку и согнул пальцы, поддерживая воображаемую сферу, — звезда вращается как планеты или спутники. Для тела, имеющего массу звезды, вращение означает наличие неимоверной центробежной силы, приложенной к экватору. К концу синтеза тяжелых элементов на поверхности звезды, когда звезда становится Новой, все это проваливается внутрь, к центру, — пальцы его задрожали. — Вследствие вращения материя полюсов проваливается быстрее, чем материя экватора, — он снова вцепился в подлокотники. — В течение нескольких секунд после начала превращения сферы уже нет, а есть…
— Тороид!
На лице Лока обозначились складки. Он дернулся, словно отстраняясь от сильного света.
— Ты говоришь — тороид? Тороид? Да. Звезда стала бубликом с дыркой, в которую без труда могли бы пролезть два Юпитера.
— Но ведь Новы изучались Институтом Алкэйна почти столетие! Почему же там этого не знают?
— Перемещение вещества идет исключительно внутрь звезды. Перемещение энергии — наружу. Гравитационный всплеск засасывает в дыру все, что оказывается поблизости. Перемещение энергии поддерживает температуру внутри отверстия равной температуре на поверхности некоторых красных гигантов: чуть менее пятисот градусов.
Хотя в комнате и было прохладно, Катин увидел, как на лбу Лока выступил пот.
— Хотя размеры отверстия и велики, но если сравнивать их с размерами разрастающейся сферы лучистой энергии, очевидно, что отыскать отверстие довольно трудно, если только не знаешь заранее, где оно находится… или пока не упадешь в него, — пальцы на подлокотниках неожиданно разжались. — Иллирион…
— Вы… вы взяли свой иллирион, капитан?
