Дал оперся рукой о борт гондолы, но тут же отдернул ее — обжегся. Брат Альбан приблизился.
— Что случилось? — спросил он, наклонившись вперед.
— А, ничего, — с трудом ответил Дал. — Какой-то человек бросил в меня охапку горящих веток…
— Проклятье, — сказал некрозоф. — С этими спящими следует быть начеку. В этих случаях нужно действовать.
— Каким образом?
— Кричать. Они проснутся, и все исчезнет.
Дал недоверчиво посмотрел на него, но брат Альбан говорил совершенно серьезно.
— А как в других районах?
— Там тоже не пришлось отдыхать, — признался Дал. — Вообще, я должен сказать, что этот корабль в самом деле действует… так или иначе, если только это все не плод моего воображения.
— Как ты думаешь, — спросил брат Альбан, — твое воображение способно зажечь гондолу?
Дал ничего не ответил и вылез из лодки. Брат Альбан подвел его к столу, на котором лежали карты.
— Видишь, районы, где ты был, обозначены здесь толстыми линиями. А теперь расскажи о твоем путешествии.
Дел повиновался, рассказывая как можно подробнее.
— За исключением старта, который принадлежит тебе, — сказал брат Альбан, — посмотри, что нанесено на первую карту.
Дал посмотрел на карту. В середине широких белых зон, разграниченных белыми линиями, находилось краткое описание того, что он видел собственными глазами.
— Горящий лес, например, все еще там. В шаре уже нет тех двоих, которые ругались, но шар на месте. И так далее. Все это похоже на декорацию, поставленную раз и навсегда, и на фоне этой декорации спящие видят свои сны. Хочу заметить, что ты не достиг района настоящих кошмаров, но был на границе. Некоторые из нас остались в районе эротических снов, они захотели уйти с теми, кого там встретили. В этом районе не любят путешественников.
Некрозофы ушли, их призывала работа.
— Я ведь использовал вторую и третью пластины, — напомнил Дал. — Значит, если верить тебе, я исследовал глубины районов обмороков и комы. В каком состоянии было мое тело?
— Если хочешь знать, ты тоже был в состоянии комы. Но ты очень быстро вышел из комы, как будто вынырнул.
Появился некрозоф.
— Пришел какой-то человек, — испуганно сказал он. — Я не знаю, как он нашел путь к лаборатории.
Брат Альбан поднялся, не скрывая беспокойства.
— Что ему нужно? Он нигде не прятался?
— Нет, он появился внезапно. Он хочет говорить с рыцарем Ортогом. Он утверждает, что он — мезоннье-барон Золтан Шарль Гендерсон де Нанси.
— Неужели! — воскликнул Дал. — Он вернулся! Пусть войдет!
Брат Альбан сурово посмотрел на некрозофа, принесшего эту новость.
— Что же, — сказал он, — разве ты не знаешь барона или не слышал это имя? Имя собрата по оружию нашего рыцаря?
Молодой священник низко согнулся в поклоне.
— Я… да, конечно… но…
Но Золтан уже входил в зал; это был высокий мужчина, верхнюю губу которого украшала тонкая ниточка усов, хотя усы вышли из обычая уже много веков назад. Глаза горели неукротимым огнем. Он направился прямо к Далу, и мужчины обменялись рукопожатием — тоже устаревший обычай. Он носил необычное имя и сам был необычен. Он имел такие познания о прошлом, каких не имели даже Софарки; люди относились к нему с суеверным ужасом, особенно когда стало известно о его владении телепатией. После этого некоторые стали даже избегать его.
— Приветствую вас, Ортог, — сказал он. — Позволю себе высказать глубокое удовлетворение тем, что вижу вас снова.
Брат Альбан хранил молчание, склонив голову: барон всегда выражался крайне экстравагантно. Часто была непонятна половина из того, что он говорит.
В этот момент Золтан повернулся к нему.
— Добрый день, аббат.
Брат Альбан ответил на приветствие, как полагается.
— Я тоже приветствую вас, — цеременно сказал Дал. — Рад, что вы закончили инспекцию Ордена Гармонии на Марсе и на Венере.
Не могло быть и речи, чтобы говорить с Золтаном на “ты”. Во время Голубой Войны вежливая форма практически исчезла для всех, но не для Золтана. Он обращался на “вы” ко всем подряд, и если кто-то не отвечал ему в такой же манере, значит это был представитель низших слоев, к фамильярному языку которых Золтан относился с отвращением. Он очень гордился своей родословной, и, прибавив ко всем своим титулам “барон”, ценил этот титул больше предыдущих.
— Трудные места, — ответил Золтан. — Эти люди ведут себя с преступной небрежностью. Я уж было подумал казнить побольше, чтобы ускорить рождаемость…
Дал незаметно улыбнулся, так как знал великодушие Золтана.
— Однако оставим это, — сказал барон. — Я позволил себе провести небольшую психологическую разведку, чтобы узнать, где вы находитесь, мой дорогой Ортог. И попутно узнал много странных вещей.
Дал нахмурился:
— Да, безумная попытка.
— Безумная в том случае, если вы отправитесь один, — заметил Золтан. Сейчас у меня нет срочных дел, ничто не держит меня. Могу я предложить вам свой меч? Смерть — такой соперник мне по плечу!
Дал поднял голову, не в силах скрыть свою радость.
— Пусть ваш меч придет на помощь моему мечу! Благодарю вас, Гендерсон! Но сначала я должен вас предостеречь об опасностях, которые таит в себе эта экспедиция.
— Я знаю. Она окончилась плачевно для тех, кто делал попытку перед вами…
— Что? — спросил Дал, став очень внимательным. — Кто делал попытку передо мной?
— Это уже стало легендой, — ответил Золтан. — История из глубокой древности. Как-нибудь я вам ее расскажу.
— Я позволю себе прервать вас, сеньоры. — Некрозоф подошел поближе. Господин барон предложил вам свой меч, и, право же, это прекрасная мысль. Мы и сами решили снабдить господина рыцаря оружием, но единственно эффективное оружие для этой миссии — Голубое Оружие. Только в нашем случае его нельзя использовать в том виде, в котором оно существует; этого пока что не позволяет техника… перемещения. Следует изготовить другое, такой же мощности, вот почему я хотел бы слегка охладить пыл рыцаря. Я отдам приказ выковать два новых меча в том же горниле, что дало начало Голубому Оружию с высочайшего согласия Дала Ортог Дала, разумеется.
— Мы пойдем вместе, брат Альбан, — решил Дал, — иначе ты даже не сможешь приблизиться к Дому Ужаса, где находятся оружейные мастерские.
Здание было построено вдалеке от Лассении — чисто условная мера предосторожности, потому что в случае катастрофы была бы уничтожена территория, по площади равная целому континенту. Но приходилось считаться с общественным мнением.
Крыша над лабораторией была немыслимой высоты, так что здание было видно издалека. На всех четырех углах крыши день и ночь горели красные прожектора, пресекая всякое желание приблизиться. Прожектора были такой необыкновенной мощности, что легче было смотреть на солнце. Но и этого казалось недостаточно. С четырех сторон здания возвышались дозорные башни с гигантскими флешами, на которых постоянно гудели восемь огромных колоколов, отлитых специально для этой цели. Ревущий набат,
