В пору, когда я писал статью «Рафаэль Санти», в серьезных источниках я находил лишь отдельные упоминания и предположения о женщине, которую, по словам Вазари, художник любил до конца жизни и создал ее прекрасный портрет. Еще в 30-е годы XX века исследователи ничего не знали о ней, даже имени, хотя уже всплывало имя Форнарины в связи с портретом женщины с обнаженной грудью, что приписывают одному из учеников Рафаэля Джулио Романо.
Между тем естественно было предположить, что автор знаменитых жизнеописаний имеет в виду удивительный портрет даже среди созданий Рафаэля – Портрет женщины под покрывалом («Донна Велата»). Кто это? Та же самая Форнарина? Словом, о любовных историях Рафаэля, кроме отдельных свидетельств и домыслов, ничего достоверного я не знал.
Но стоило заглянуть в интернет, наткнулся на ряд публикаций о любви Рафаэля к этой самой Форнарине, со всевозможными подробностями, разработанными в русле двух легенд, каковые, видимо, тоже выдуманы уже в наше время в духе Голливуда.
По одной – эта самая Форнарина, дочь пекаря (из купцов) в Риме, которую встретил Рафаэль у виллы банкира Агостино Киджи Фарнезина, где работал над фресками «Триумф Галатеи» и «Амур и Психея», влюбился, заплатил ее отцу 3000 золотых, чтобы она позировала ему, то есть нанял как натурщицу, а поскольку влюбился и как любовницу, хотя у нее был жених, от которого тоже следовало откупиться, тем более что невеста успела сойтись с ним.
Словом, Рафаэль влюбился, по сути, в куртизанку, она и вела себя с ним, как куртизанка, непрерывными ласками получая от него все, чего желала иметь, не обходя вниманием учеников художника и даже его покровителя, заказчика и друга банкира Киджи, который, кстати, был женат на куртизанке Империя (известно, она послужила Рафаэлю моделью для изображения Сафо в «Парнасе»). А после ранней смерти художника Форнарина якобы сделалась настоящей римской куртизанкой.
Эта легенда вполне соответствует образу женщины-натурщицы под именем Форнарина. Пользуясь привязанностью простодушного художника, что было ей терять, тем более он позволял ей позировать и его ученикам. Но существует якобы легенда о другой Форнарине, которая была преданной подругой знаменитого художника; она после его смерти, хотя весьма им обеспеченная для жизни в миру, ушла в монастырь, о чем найдены документальные свидетельства. Правда, и куртизанка по первой легенде могла уйти в монастырь, не обязательно по своей воле, кардинал Биббиена, на племяннице которой Рафаэль собирался жениться, мог выслать его подругу из Рима.
Таким образом, доподлинная история любви художника и его возлюбленной нам неизвестна. Выдуманные истории вызывали бы лишь улыбку, если бы не примешивали в наивные россказни знаменитые картины и портреты Рафаэля, смазывая их восприятие домыслами.
Одно дело – Портрет молодой женщины («Форнарина»). 1518-1819. Нечто совсем иное – «Донна Велато». Около 1514. И вовсе запредельное – «Сикстинская мадонна». 1513-1514.
Заявлять, что Форнарина, какой бы она ни была на самом деле, послужила моделью для «Донны Велато» и «Сикстинской мадонны» нет никаких оснований. Прежде всего – по времени их создания; скорее всего Рафаэль, уже завершив эти две работы, итоговые и вершинные в его творчестве, счел за благо отдохнуть и огляделся, тут в глаза ему и попалась девушка, которая могла раньше обратить внимание на молодого и уже знаменитого художника с его учениками, которые вели совершенно иной образ жизни, чем ей предназначенный с ее замужеством не то за пастуха, не то за конюха..
Главное, у «Донны Велато» и «Сикстинской мадонны» проступает общий прототип, который узнаваем и в «Мадонне в кресле» (1514-1515), и в Марии Магдалине с «Алтаря святой Цецилии» (1514), – это один устойчивый женский образ, с которым носился художник как идеей красоты, независимо от модели или сверх той или иной модели. Здесь эстетика Рафаэля, что он однажды сформулировал в письме графу Кастильоне:
«И я скажу Вам, что для того, чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц; при условии, что Ваше сиятельство будет находиться рядом со мной, чтобы сделать выбор наилучшей.
Но ввиду недостатка как в хороших судьях, так и в красивых женщинах, я пользуюсь некоторой идеей, которая приходит мне на мысль. Имеет ли она в себе какое-либо совершенство искусства, я не знаю, но очень стараюсь его достигнуть». (Рим, 1514).
Рафаэль говорит не об идеализации, эстетика Ренессанса ориентирована на материальное, телесное, личностное. «Донна Велато» – это больше, чем портрет, это идея женской красоты, с полным воплощением индивидуальности женщины, так что она предстает как живая. Именно такой образ, такую идею художник возносит в небеса, и мы видим «Сикстинскую мадонну».
После таких взлетов нельзя было не спуститься на землю, и Рафаэль влюбляется в вполне земную девушку, нрав которой, естественно, он сразу угадал. Ее звали Маргарита, на латыни жемчужина, но художники, или сам Рафаэль, ее прозвали по роду занятий ее отца да и ее самой Форнариной (булочница).
Она стала возлюбленной художника и натурщицей в его мастерской. Житейски обычная история в среде художников в эпоху Возрождения. И в ее поведении не было ничего необычного. Пишут об ее ненасытности и об излишествах, которым предавался Рафаэль, что свело, мол, его в могилу.
Это Рафаэль нарушал меру, самая гармоничная личность из художников всех времен и народов?! Ему просто было некогда предаваться даже любви, постоянно весь в работе, живописец, архитектор, комиссар древностей, руины Рима им спасены. Он умер в возрасте, когда обыкновенно умирают гении. В 37 лет.
Рубенс. Истории любви и творений .
В Эрмитаже есть большой зал, весь заставленный картинами Рубенса, самый светлый, сияющий по живописи, с пышнотелыми фигурами обнаженных женщин, ничего подобного нет и в залах итальянского искусства эпохи Возрождения, не говоря о полотнах Рембрандта и малых голландцев, мимо которых идешь, чтобы попасть на пиршество великого фламандца.
Одна его картина «Персей и Андромеда» – это невероятное нагромождение мотивов и тем, с головой горгоны Медузы на щите Персея, с крылатым конем, которого удерживает не то Амур, не то ангелочек, Персей в римских доспехах, обнаженная Андромеда, она прикрывается одной рукой, которой и касается Персей, точно это миг свидания, а его голову сверху венчает венком женщина, видимо, олицетворение славы, – все сияет блеском жизни и искусства.
Откуда это великолепие, превосходящее по свободе и размаху картины первейших гениев Ренессанса в Италии? Говорят о барокко и «духе Фландрии». А Ренессанс в Нидерландах связывают с творчеством Яна ван Эйка, Иеронима Босха, Питера Брейгеля, что скорее похоже на проторенессанс в живописи, с преодолением готики у Рубенса, с формированием у него классического стиля, как у Пуссена и Веласкеса, к чему они стремились осознанно, дыша дивным воздухом Высокого Возрождения в Италии, пусть оно стало уже воспоминанием.
Жизнь свою в ее самых сокровенных переживаниях и устремлениях Рубенс, как никто из художников, воспроизвел в своем творчестве. «Автопортрет с Изабеллой Брант. Жимолостная беседка». (1609-1610). Можно ничего не знать о тех, кто изображен на картине, которая называлась «Жимолостная беседка», и недаром, но ясно: перед нами влюбленная пара, возникает невольно ассоциация – «Адам и Ева», только в одеждах современных, тщательно выписанных, драгоценных по изяществу, фактуре, цвету, а в позах, как женщина сидит внизу, а мужчина чуть выше, проступает невыразимая грация, руки не соединены, она просто положила свою на его руку, у нее ясный взгляд, у него томный, как и должно быть у влюбленного до самозабвения Адама.
Это поэма о любви к женщине, к жизни и к живописи в их превосходной степени. По сути, это претворение чудесного идеала в жизни и в искусстве, к чему лишь стремились Боттичелли, Леонардо и
