Послесловие
…крик улетающей стаи особенно печален над руинами великих идей, однако что с того маленькому человеку, одиноко ссутулившемуся на краю огромного пространства, усеянного обломками грандиозных строений, величественных башен, почти было лизнувших небо, но не хватило самой малости, последнего кирпичика, и ощутил каждый язык себя самое, и этого было достаточно, чтобы наступила разруха, а молниеносность ее пришествия никого не смутила, ибо в сердцах человеческих она воцарилась задолго до времен предписанных, времен, когда плоть алчущая взирает недоуменно в холодные плоскости зеркал и пытается в них разглядеть свою душу, но ничего, разумеется, кроме смутного контура не видит и увидеть не сможет, потому что глаза зрячих залиты слизью многолетнего обмана, когда, состязаясь во взаимной лжи, самозабвенно врали все, а особенно книги, и это самое обидное, так как доверие к слову печатному феноменально необъяснимо до сих пор, и вглядываясь в лица людей, толпящихся у прилавка, думаешь: может, не все еще потеряно, раз человек нуждается в заведомом умысле, неловко притворяющемся правдой, ведь правда, как известно, хуже обмана, ибо она есть суррогат истины, которую украли политики, а им мы не верим ни в чем, потому что самые честные из них — это хищники, терзающие нас несбыточными надеждами, мы же обороняемся не силой, а знанием, знания черпаем из книг, замыкая тем самым круг, некоторыми именуемый Историей, тогда как самым мудрым из нас порой кажется, что нет никакой Истории, лишь ящик мусорный набит песком, и трясет его неведомая рука: то так лягут песчинки, то этак, ссыпаясь в кучки и рассыпаясь прахом, а нам мнится — воздвигаются пирамиды, создаются и рушатся империи, тогда как всего лишь плоть поглощает пищу, размножается и умирает, но мысль эта отвратительна и пошла, как и всякая истина, ибо предлагает нам уксус будней вместо терпкого вина парения духа, и в поисках своей души мы втуне обращаем взор неутоленный вдоль и поперек реки времени, высматривая в зыбких тенях близ источника желтых вод горделивые фигуры старых королей, но мертвы они, а королева жива, неправ искусный выдумщик, сотворяющий вселенные по мановению пера, и нет нам утешения: прошлое неизбывно и крепче гранита, все альтернативные изыски — лишь тайное самооправдание в несодеянном, жажда чудесного вмешательства в дни ушедшие, исправление ошибок и имен, словом, тоскливое стремление начать жизнь сначала, но это всего лишь сублимация извечного страха смерти, боязнь последней точки, после которой звучат другие слова, иные качества делают нас безразличными к ежедневному сочетанию людей, предметов и событий, сколь бы причудливо не составлялись комбинации имен, сколь бы затейливо не назывался танец бытия, будь то кадриль, танго или павана, выбор у нас единственный, и оттого, как определим свой путь, так и лягут кости, хорошо, если не наши, и много еще явится доброхотов, желающих наставить нас на путь истинный, уберечь от соблазнов и треволнений свободы, но кровь все равно прольется, какими бы благими намерениями не руководствовались благодетели, ведь даже только одно сравнение числа жертв наличных с числом жертв, которые могли быть — уже заведомое преступление против совести и человечества, тут нет места статистике, самоценен каждый человек, во всем своем величии и мерзости, каждая реальная личность, а не активные массы, передовые классы и прочие демографические глупости, и только досужему уму в забаву и охотку прикидывать, что было бы, умри не вовремя правитель, вождь или владыка, поиск виноватого — тоже самооправдание, ну а тому, кто в оправдании не нуждается, все едино: он знает, что разницы нет никакой, на смену одному великому кровопускателю поспешает другой, а за их спинами маячат безмозглые философы, подводящие фундамент под идеи мирового господства или рая на земле, а за философами сучат потливыми лапками поэты, готовые по мановению властительной руки отравить разум наших детей ядовитыми виршами, превращая поколение за поколением в пушечное мясо, но рано или поздно наступает прозрение — срок дан тебе один, за этой гранью бытия другие правила, другие судьи, а пока любезен будь прожить сполна свои срока, второй попытки никогда не будет, Истории как таковой не существует, либо есть Божественный План, постичь который нам не дано, а изменить не в силах, либо же все — игра случая, тот самый ящик с песком, из которого ты на миг выглянул, и тут уже сам выбирай, какая ложь утешительнее, но выбрав, стисни зубы и будь готов к любой подлости существования, ибо как песчинка для потока — дыхание для ветра, то и человек для природы, страшной матери, пожирающей своих детей, природы со всеми ее конвульсиями, катастрофическими для нас, потому что слаба плоть человеческая и узки врата, и стоит чуть сжаться створкам раковины, как выплеснется сок жизни, накроется белым саваном гордый червь мироздания, и будут сказаны над ним ничего не значащие слова, да что там говорить — Долгая зима наступает поначалу в наших сердцах, а великие холода гораздо ближе, чем мы предполагали, и нет нужды смотреть на календарь, выискивая день начала ледникового периода, когда, увы, не геройство одиночки и не безумство толпы предпишут, кому выжить, а кому отойти в сторону, а случай и удача, но как назвать унижение людей людьми, сведение старых счетов между метрополией и провинцией, и не надо говорить, что это вымысел, стоит разложить карту и ткнуть пальцем: если дело пока не дошло до крови, то хватает оскорблений и мелкого скотства, и пусть хамы не ссылаются на обиды, учиненные империей, — нет ни империй, ни колоний и никогда не было, все это пустые звуки, есть люди, и каждый должен отвечать по делам своим, а за грехи отцов не отвечают детеныши даже в стае, тогда откуда же такое зверство в мире людей, кичливо возглашающих себя венцом творения, забывая, что не ими начат мир и не ими мир кончится, и даже если назначены сроки и счислены времена, то гордыне человеческой нет места среди равнодушия черной пустоты и огненных звезд, истинных владык мироздания, а белковая плесень, из милосердия или отвращения наделенная разумом, пусть вершит свой славный путь из ничего в никуда, бесплодно переваривая самое себя в безумной попытке постичь Истоки и Пределы, но нет конца этим потугам, и достойны они уважения, ибо познавший свое ничтожество находится на полпути к величию, к вершине горы, с которой открывается восхитительный вид, но в упоительной картине битвы разума с обстоятельствами, в нескончаемом судорожном строительстве крыши над осыпающимися стенами забывается, что правота достоинства непреложна, а простота животного выживания скучна — дом когда-нибудь будет построен, но пещера никогда не станет домом, из пещеры дорога ведет к безумию мифа, тогда как человеку обещан дом — вселенная, а пути в этот дом не всякому ведомы; только тот, кто обращается к книгам, может в редкую минуту, когда они устанут лгать, рассмотреть дверь в глухой стене, дверь приоткроется на миг, и горе тому, кто, войдя, захлопнет ее за собой — пропадет, растворится в воображаемых мирах, и горе тому, кто не войдет, тщеславно плюнув на порог, — отказался он от редкостной возможности прикоснуться к иной реальности, ныне удел его — скука, от которой нет спасения, ибо воистину, даже если мир будет сохранен красотой и любовью, то погубит его скука, побуждающая разум к утехам острым и разрушительным, и тогда человек скучающий придумал игру, правил которой не знает или меняет ежечасно, день ото дня все больше игроков, хорошо бы остановиться, да уже невозможно, гудит маховик, набирает обороты, но глохнет двигатель — весна пришла поздняя, лета почти и не было, мы надеялись пережить трудные месяцы, не подозревая, что наступают Темные Столетия, а «светлое будущее» — только слова, похожие на скрип закрываемой двери, на крик улетающей стаи…
