Я сказала все, что хотела сказать.
– Тебе следовало запустить в меня чем-нибудь тяжелым.
Всенепременно учту пожелание и в следующий раз схвачусь за сковородку… хотя нет, сковородок в лагере не было, зато имелись котлы. Тяжелые. Подходящие для метания.
Главное, не промахнуться.
– Иза, я не собирался тебя там бросать. Но в последний момент представил, насколько опасно будет на выезде. Слишком большое пространство. Слишком много людей. Факторов. Я бы не смог контролировать все. И решил, что безопасность важнее всего остального. Я тебя оставил, и все это видели. И теперь думают, что я утратил к тебе интерес.
То есть ссора у нас не семейная, а внутриполитическая, меняющая расклад сил? То-то леди Лоу осмелела. Может, их с Гийомом поженить? Пусть кусают друг друга, и сами при деле, и окружающие в безопасности. Хотя… вдруг язык общий найдут.
– Но ты не утратил?
– Одержимость – это навсегда, – Кайя провел пальцем по шее, вычерчивая линию от уха до ключицы.
– Тогда все хорошо.
– Боюсь… не очень. Тебе придется сложно.
Как будто до того мне было просто. Главное, что трещина срослась, а остальное – ерунда. Справлюсь. Как-нибудь. Потому что иных вариантов у Нашей Светлости нет. Глобально. А вот локально один имеется. И я, прижимаясь к мужу, интересуюсь:
– Мы так и будем сидеть?
– Сидеть… – соглашается Кайя, касаясь губами уха. – Лежать… еще не решил.
Принятие решения несколько затягивается. Но Наша Светлость не против.
Тисса не находила себе места. Она то садилась, то вскакивала, желая немедленно бежать прочь, то вновь падала в изнеможении на низкую софу, терзая себя упреками.
Нельзя…
Непристойно…
И нечестно… но как же сердце стучит, прямо просится из груди. А виной всему записка. Как ни странно, передала ее леди Льялл. И если она, строгая, дрогнула перед этим человеком, то неужели Тисса устоит?
…умоляю Вас…
Никто и никогда не умолял Тиссу.
…снизойти до страждущего сердца, которое…
Она перечитывала раз за разом, говоря себе, что непременно разорвет бумагу в клочья. Или в камин отправит. Или спрячет на груди, чтобы жар этих слов согревал ее в грядущей нелегкой жизни.
…один лишь взгляд подарит мне счастье…
Тисса глядела. Во все глаза. На собственное отражение, пытаясь отыскать то самое, что в ней изменилось. Если и тан, и тот, чье имя она не смела произносить даже в мыслях, вдруг обратили на Тиссу внимание. Конечно, с таном все ясно – у него и выбора особого нет – но вот Гийом…
Сказала, про себя, но рот закрыла обеими руками.
…одно лишь слово излечит…
Обыкновенная. И глаза, и губы, и вообще вся целиком обыкновенная. Нос вот большой. И шея совсем не лебяжья. Томная поволока отсутствует, а румянца с избытком даже. Тисса красна, как перезрелая вишня.
Или дело в том, что мама была права: стоило Тиссе начать вести себя, как леди, и ее заметили.
Леди Льялл не будет против, если Тисса ненадолго отлучится… она сама сказала… она изменилась сегодня, подобрев, что ли… и надо лишь решаться.
Но Тисса робела.
– Ты о чем думаешь? – Долэг сама расчесала волосы и заплела в косу. Она была маленькой, но серьезной, ответственной, не то, что Тисса.
– Ни о чем.
– Не бывает, чтобы думать ни о чем.
– Я… я скоро замуж выйду.
Через год. Или через два. Когда привыкнет к тану, как будто Тисса – звереныш, что нуждается в приручении. Хотя нет, скорее уж кобыла, которую передают из рук в руки. И это нормально. Все так делают, но… почему-то очень обидно.
– За Урфина. Я знаю.
– Откуда?
– Он сказал.
Тисса открыла рот. И закрыла. Тан разговаривал с Долэг, но не удосужился поставить в известность Тиссу? Конечно, зачем с ней считаться?
– Он смешной, – Долэг легла в кровать. – Сказал, что мы будем жить у моря. Ты, я и он тоже. Что у меня будет своя комната. Или две. Или сколько захочу.
О да, у него же есть деньги.
Совести вот нет, но разве это недостаток?
– А леди Льялл обозвала его сукиным сыном, – пробормотала Долэг, зевнув в подушку. – Кто такой сукин сын?
– Нехороший человек.
Из-за которого все думают, что Тисса – легкомысленное существо и сама дала повод…
– Неправда, Урфин хороший. Только у него плечо болит.
Будь воля Тиссы, у него болело бы не только плечо.
…моя путеводная звезда, снедаемый отчаянием и преисполненный надежд, я буду ждать тебя…
Тисса задула свечи, кроме одной, которую осмелилась взять себе, и выскользнула за дверь. Она не делает ничего плохого. Она лишь скажет, что злой рок и воля Их Светлости обрекли Тиссу на замужество с человеком, который…
…обещал построить для нее дом. У моря. И Долэг забрать.
Одержал победу в турнире, хотя и говорили, что нечестным путем…
Золотая цепь обвивала запястье.
Пусть Тисса тана не любит, но… это еще не повод поступать подло. Папа говорил, что подлость – удел низкорожденных. А Тисса – леди. И будет вести себя, как леди – она ведь поклялась маме и старательно держала слово. Вернувшись в комнату, она отправила письмо в камин и, глядя, как вспыхивает бумага, размазывала слезы по щекам.
Море волнуется… волнуется так, интенсивно.
Качает.
Расправляют крылья волны. Брызги тают на позолоте. И широкие весла просеивают пену.
Ветер рвет цветочные гирлянды и ленты, отдавая их морю. Скрипят снасти. Похрустывает дерево. И мне кажется, что еще немного, и корабль наш уйдет на дно. Что он, как не игрушка этого мира?
Но когда Кайя готов уже скомандовать разворот: по-моему, вся затея была изначально безумна – небо светлеет. Желтая полоса прорывается в пологе туч, и солнечный свет льется на волны, скалы, на людей.
Я подставляю руки.
Когда еще получится удержать на ладони огонь.
– Хочешь? – предлагаю Кайя.
Он рядом. Сегодня он не отходит ни на шаг, точно пытается заслонить меня от чужих взглядов. Их же слишком много. Назойливых. Любопытных.
Желающих получить подтверждение вчерашней сплетне.
Кайя меня бросит.
Сегодня. Быть может завтра. В крайнем случае – послезавтра. Но бросит обязательно, потому я недостойна… нет, не Их Светлости – на него им всем плевать, но скорее места, которое занимаю.
