Маршалы и генсеки

«Впервые о целях и задачах заговора я узнал еще будучи в Испании в 1937 году от Мерецкова».

ПАВЛОВ. Будучи в Испании, я имел одну беседу с Мерецковым, во время которой Мерецков мне говорил: «Вот наберемся опыта в этой войне и этот опыт перенесем в свои войска». Тогда же из парижских газет я узнал об антисоветском военном заговоре, существовавшем в РККА.

УЛЬРИХ. Несколько часов тому назад вы говорили совершенно другое и в частности о своей вражеской деятельности.

ПАВЛОВ. Антисоветской деятельностью я никогда не занимался. Показания о своем участии в антисоветском военном заговоре я дал будучи в невменяемом состоянии.

УЛЬРИХ. На том же лд 82, том I, вы говорите: «Цели и задачи заговора, которые мне изложил Мерецков, сводились к тому, чтобы произвести в армии смену руководства, поставив во главе армии угодных заговорщикам людей — Уборевича и Тухачевского». Такой разговор у вас с ним был?

ПАВЛОВ. Такого разговора у меня с ним не было.

УЛЬРИХ. Какие разговоры вы имели с Мерецковым об антисоветском военном заговоре по возвращении из Испании?

ПАВЛОВ. По возвращении из Испании, в разговоре с Мерецковым о вскрытом заговоре в армии, я спросил у него, куда мы денем эту сволочь. Мерецков мне ответил: «Нам сейчас не до заговорщических дел. Наша работа запущена, и нам надо, засучив рукава, работать».

УЛЬРИХ. На предварительном следствии 21 июля 1941 года вы говорили по этому поводу совершенно другое. И, в частности, на лд 83, том 1, вы дали такие показания:

«По возвращении из Испании, в разговоре с Мерецковым по вопросам заговора, мы решили, в целях сохранения себя от провала, антисоветскую деятельность временно не проводить, уйти в глубокое подполье, проявляя себя по линии службы только с положительной стороны».

ПАВЛОВ. На предварительном следствии я говорил то, что и суду. Следователь же на основании этого записал иначе. Я подписал.

УЛЬРИХ. На лд 86 тех же показаний от 21 июля 1941 года вы говорите: «Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, указывая неизбежность поражения Красной Армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет». Такой разговор у вас с Мерецковым был?

ПАВЛОВ. Да, такой разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 года в Райволе.

УЛЬРИХ. Кому это «нам хуже не будет»?

ПАВЛОВ. Я понял его, что мне и ему.

УЛЬРИХ. Вы соглашались с ним?

ПАВЛОВ. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил во время выпивки. В этом я виноват.

УЛЬРИХ. Об этом вы докладывали кому-либо?

ПАВЛОВ. Нет, и в этом я также виноват.

УЛЬРИХ. Мерецков вам говорил о том, что Штерн являлся участником заговора?

ПАВЛОВ. Нет, не говорил. На предварительном следствии я назвал Штерна участником заговора только лишь потому, что он во время гвадалахарского сражения отдал преступное приказание об отходе частей из Гвадалахары. На основании этого я сделал вывод, что он участник заговора.

УЛЬРИХ. На предварительном следствии (лд 88, том 1) вы дали такие показания: «Для того, чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10.

Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактически мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже… Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей». Эти показания вы подтверждаете?

ПАВЛОВ. В основном да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства.

УЛЬРИХ (оглашает показания подсудимого Павлова, данные им на предварительном следствии (лд 89, том I) о его, Павлова, личной предательской деятельности и спрашивает у подсудимого, подтверждает ли он эти показания).

ПАВЛОВ. Данные показания я не подтверждаю. Вообще командующий связью не руководит. Организацией связи в армии руководит начальник штаба, а не командующий. Этот пункт, что я сознательно не руководил организацией связи в армии, я записал для того, чтобы скорее предстать перед пролетарским судом.

Мои показания и в отношении УРов, что я якобы сознательно не ставил вопрос о приведении их в боеготовность, также не отвечают действительности. Подчиненные мне укрепленные районы были в лучшем состоянии, чем в других местах, что может подтвердить народный комиссар обороны СССР.

УЛЬРИХ. По этому поводу Климовских на предварительном следствии показал: «Работы по строительству укрепленных районов проходили чрезвычайно медленно. К началу военных действий из 600 огневых точек было вооружено 189 и то не полностью оборудованы» (лд 25, том 2).

ПАВЛОВ. Климовских говорит совершенно верно. Об этом я докладывал Центральному Комитету.

УЛЬРИХ. Когда?

ПАВЛОВ. В мае 1941 года.

УЛЬРИХ. О боеготовности укрепленных. районов вы сами на предварительном следствии показали: «Я сознательно не ставил резко вопроса о приведении в боеготовность укрепленных районов, в результате УРы были небоеспособны, а УРовские войска даже по плану мая месяца не были развернуты».

ПАВЛОВ. Эти показания я подтверждаю, только прошу вычеркнуть из них слово «сознательно».

УЛЬРИХ. Свои показания от 21 июля 1941 года вы заканчиваете так: «Будучи озлоблен тем обстоятельством, что многие ранее близкие мне командиры Красной Армии были арестованы и осуждены, я избрал самый верный способ мести — организацию поражения Красной Армии в войне с Германией». «Я частично успел сделать то, что в свое время не удалось Тухачевскому и Уборевичу, то есть открыть фронт немцам» (лд 92, том 1).

ПАВЛОВ. Никакого озлобления у меня никогда не было. У меня не было основания быть озлобленным. Я был Героем Советского Союза. С прошлой верхушкой в армии я связан не был. На предварительном следствии меня в течение 15 дней допрашивали о заговоре. Я хотел скорее предстать перед судом и ему доложить о действительных поражениях армии. Поэтому я писал и о злобе и называл себя тем, кем я никогда не был.

УЛЬРИХ. Свои показания от 11 июля 1941 года вы подтверждаете?

ПАВЛОВ. Нет, это также вынужденные показания.

УЛЬРИХ (оглашает выдержки из показаний подсудимого Павлова, данные им на предварительном следствии 11 июля 1941 года (лд 65, том 1), следующего характера: «… Основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля)».

ПАВЛОВ. Все это записано неверно. Это мои вынужденные показания.

УЛЬРИХ. Что вы скажете относительно своих показаний от 9 июля 1941 года?

ПАВЛОВ. Эти показания также совершенно не отвечают действительности. В этот день я чувствовал себя хуже, чем 21 июля 1941 года.

УЛЬРИХ. 9 июля 1941 года на лд 59, том 1, вы дали такие показания: «В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца и его заместителя Таюрского. Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны». Эти показания вы подтверждаете?