покупаю“. Ему показали и спрашивают, мол, что вы за человек, что так легко делаете такие покупки. Он как заорёт на весь магазин: да у меня 30 премий в мире за красоту, вот мой сын из Киева, он фарцует хорошо, а я — всемирно известный режиссёр! К нему сбежались продавцы, работу бросили, а он разошёлся, нагнул одну продавщицу к прилавку и каратомер ей к уху подносит — ну-ка, какие у вас серьги? А они суетятся: „Вот у нас Кузнецов, вот Овчинников. Приходите вечером, мы вам ещё что-то покажем“. Полное доверие…»
Прошло всего несколько лет после освобождения, а Параджанов вновь начал шокировать публику своими смелыми речами. В 1980 году он дал интервью французской газете «Монд», текст интервью гласил:
«Чтобы выдвинуть против меня обвинение, я был назван преступником, вором, антисоветчиком. У меня на теле даже искали золото. Затем приписали гомосексуализм и судили за это „преступление“. Я якобы изнасиловал члена партии и совратил сорокалетнюю даму с помощью порноручки… Чтоб приписать мне преступление, были мобилизованы шесть прокуроров. „Да вам мало года, — говорили они. — Вы получите пять лет. Этого вполне достаточно, чтобы вас уничтожить…“
Теперь я свободен, но не чувствую себя в безопасности. Я живу в вечном страхе — боюсь выходить из дома, боюсь, что меня обкрадут, сожгут картины из лагеря. Здесь все должны иметь прописку и работу. Но мне не дают работу. Я предлагаю сценарии. „Армен-фильм“ хотел поставить один из них, но воспротивилось начальство. Меня могут в любое время арестовать, так как я нигде не работаю. Я не имею права существовать, я вне закона…
В тюрьме жизнь моя имела какой-то смысл, это была реальность, которую надо было преодолевать. Моя нынешняя жизнь — бессмысленная. Я не боюсь смерти, но эта жизнь хуже смерти.
Я стучал во все двери. Мне хотели помочь в Армении. Но всякий раз, когда я должен был встретиться с министром, он оказывался в отпуске…
Сегодня у меня нет выбора. Отдых мне невыносим. Я не могу жить, не работая. Мне запрещено любое творчество. Я должен скорее уехать отсюда… Я знаю о тех трудностях, которые меня ожидают. Вряд ли я сразу найду вдохновение на Западе. Я не хотел бы создать впечатление у французов, что сразу смогу создать шедевры. Мои корни здесь, но у меня нет выбора. Я должен уехать…»
Самое удивительное, но этого интервью власти не заметили. Абсолютно. Словно вообще его и не было. Параджанова никто вызывал на ковёр, не трепал ему нервы. Однако и работы не прибавил. Хотя он, видимо, рассчитывал именно на это. Мол, дам смелое интервью, глядишь, они испугаются и завалят меня работой. Не получилось. Можно было исполнить свою угрозу и уехать на Запад, но Параджанов этого не сделал. Видимо, в интервью он просто блефовал, как это уже случалось с ним неоднократно.
Тем временем, видя метания и страдания брата, за него решила заступиться его старшая сестра, по мужу Абрамова. В том же году она написала письмо самому Л. Брежневу. Вот его текст:
«Глубокоуважаемый Леонид Ильич!
Обращается к Вам с настоящим письмом сестра известного Советского кинорежиссёра Параджанова Сергея Иосифовича, который по ходатайству и поручительству выдающихся представителей мира искусства и Компартии Франции (Луи Арагона) был досрочно освобождён из заключения и в настоящее время проживает в г. Тбилиси. Они хлопотали и обращались об облегчении судьбы моего брата, осуждённого Киевским областным судом к 5 годам лишения свободы и отбывавшего в то время наказание в лагере строгого режима в г. Виннице, и я — его сестра, которая много раз обращалась лично к Вам. И спасибо Вам большое, здоровья Вам и благополучия за тепло, исходящее из Вашего большого и доброго сердца.
В настоящее время меня очень волнует судьба моего брата, т.к. фактически он не привлечён как талантливый режиссёр к работам над фильмами. И, конечно, работать вне своей специальности и любимого дела, когда уже возраст — 56 лет, — морально и психологически осознать очень трудно.
Что заставило меня обратиться ещё раз за помощью к Вам?
Недавно я случайно услышала трансляцию выступления американских и французских кинематографистов, которые „обеспокоены судьбой Параджанова С.И. — выдающегося советского кинорежиссёра, создавшего гениальные картины 'Цвет граната' ('Саят-Нова') и 'Тени забытых предков', — который лишён творческой работы“. Вот так.
Дорогой Леонид Ильич! Ещё в 1978 г. моим братом было написано семь сценариев, таких, как: „Демон“, „Икар“, „Бахчисарайский фонтан“, „Исповедь“, „Сказки Андерсена“ (совместно с В.Б. Шкловским) — все эти творения лежат без действия.
Мне кажется, в истории моего брата, его падения замешаны какие-то личные, мелкие обиды, которые, возможно, мой брат в беседе с тов. Ермашом лично ему высказывал, а отсюда все последствия.
Мне лично, человеку нашей страны, члену КПСС с 1945 года, отдавшему всю свою сознательную жизнь делу развития Советской космической техники, было очень неприятно слышать похвалу и сравнения моего брата „по таланту только с Сергеем Эйзенштейном“ от кинематографистов США и Франции.
Какое им дело до него, что их волнует?
Мне кажется, и я уверена, что Вы, Человек, стоящий во главе государства, не знаете и просто по Вашей занятости и не можете всё охватить по судьбам людей, и поэтому не знаете судьбу режиссёра Параджанова С.И., к которому обращён интерес всего зарубежного мира и которых радует неустроенность и материальное падение моего брата.
Мне кажется, что без Вашего вмешательства мой брат не будет приглашён в Большой кинематограф нашей страны, только Вы сможете ему помочь, дать ему возможность вернуться в кино и работать на благо процветания нашего киноискусства.
Его лишили в своё время квартиры, работы, а следовательно, и средств к существованию. И, конечно, мы, его две сестры, стараемся, как можем, материально поддержать его, но есть ещё и чисто мужское самолюбие, поэтому состояние брата моего на грани, и я Вас прошу, Леонид Ильич, дорогой и добрый человек, помогите моему брату и „на всю оставшуюся его жизнь“ загрузите его работой по созданию новых, интересных картин.
Я мечтаю попасть к Вам на личный приём, где я смогла бы Вам рассказать очень многое, но, говорят, это невозможно.
С гл. ув. к Вам и с нетерпением ожидающая Вашего решения.
Абрамова.
P.S. Извините, пожалуйста, я не написала главного: а почему я обращаюсь к Вам с просьбой, а не сам Параджанов?
Дело в том, что брат мой после всего пережитого замкнулся, считает себя никому и ни для чего не нужным, без крова и без дела и, вероятно, так хочет доживать свой век.
Я не хочу видеть всего этого, зная его как человека очень одарённого, талантливого и таким образом наказанного, и очень переживаю и страдаю за него…»
Письмо спустя неделю после отправки достигло Старой площади. Однако на стол Брежнева оно не попало. Секретарь по работе с почтой, ознакомившись с ним, переслал его в Госкино, председателю Ермашу. Тот в свою очередь дал поручение своему заместителю Павленку разобраться. Павленок разобрался: вызвал в Москву автора письма — сестру Параджанова, переговорил с ней и заверил, что против работы её брата в кинематографе возражений нет. На этом аудиенция закончилась. Сестра уехала, Параджанов так и остался без работы. Формальность была соблюдена. И всё же вечно такая ситуация продолжаться не могла. Зная характер Параджанова, его друзья понимали, что рано или поздно что-то обязательно должно произойти. Либо ему наконец дадут работу, либо он сотворит что-то из ряда вон выходящее. Подтвердилось последнее.
В октябре 1981 года Параджанов оказался в Москве у своих знакомых. Несмотря на то что приезд старались держать в секрете, это не помогло. Вскоре о том, что Параджанов гостит в столице, стало известно многим, в том числе главному режиссёру Театра на Таганке Юрию Любимову. И он пригласил Параджанова к себе в театр, на генеральный прогон спектакля «Владимир Высоцкий». Так как с покойным поэтом и артистом Параджанова при его жизни связывали дружеские отношения, отказаться от этого приглашения он посчитал неэтичным.
На этом прогоне присутствовали многие деятели литературы и искусства, а также представители Министерства культуры и органов КГБ. Когда спектакль закончился, началось его бурное обсуждение, в которое свою лепту внёс и Параджанов. Выйдя на сцену, он весьма толково разобрал все сильные и слабые стороны постановки, дал режиссёру несколько дельных советов. Однако в конце выступления не сдержался.
