Вы уже спите!»
Но Беленький сказал совсем другое:
– Ведь в вашей клинике – хорошие врачи?
– Удивляюсь вашему вопросу. Вы сами прекрасно знаете. Иначе вы сами бы не рекомендовали нам столько пациентов.
– Я не о том, – отмахнулся Беленький. – Помните, у нас был министром такой Шевченко?
Демидов едва не спросил: «Министром овощного хозяйства?», но сдержался.
– Да, помню. Из Военно-медицинской академии. Бывший начальник.
– Он еще Собчаку поставил липовый диагноз, сердечную болезнь придумал, чтоб от ареста спасти. А то и от верной тюрьмы.
– Я не проверял, – осторожно ответил Демидов. – Но слухи такие, действительно, среди врачей ходили. Что с этой липой Собчак спасся во Франции, улетел туда якобы лечиться.
– Нелегально улетел, заметь! Незаконно! – подчеркнул Беленький. – Уже за одно это незаконное пересечение границы мог сесть на пять лет.
– Но, Ефим Евсеевич, – удивился Демидов. – Ведь через границу Собчака переправляли Путин, он был директором ФСБ, и его друг Черкесов, начальник питерского управления.
Беленький отмахнулся.
– Сразу видно – ничего не понимаешь, кроме своих капельниц и скальпелей… Все равно нелегально! По закону так выходит!
– Надо же… никогда не подумал бы. Это важно для нашей клиники?
– Не это важно, – заявил Беленький. – А то, что Путин, когда стал президентом, назначил генерала Шевченко в благодарность за сохранение Собчака нашим министром. Медицинским, – уточнил он, заметив тень, мелькнувшую в глазах Демидова.
– И что же? Вы меня очень заинтриговали, Ефим Евсеевич.
Но Беленький видел Демидова насквозь.
– Ха! Тебя-таки заинтригуешь! Так вот, стал Шевченко министром. И к нему врачи обратились с письмом. Жалуются: подыхаем с голоду, зарплата плохая. Добавить надо. И что он ответил? Помнишь?
– М- м-м…
– Не верю! – хлопнул ладонью по столу Беленький. – Такое не забывается. Наш любимый министр тогда сказал: «Стыдно вам скулить. Хорошего врача народ прокормит. А плохие нам не нужны!» Вот так он ответил.
– Да, вспомнил теперь, – сказал Демидов. – Многие тогда удивились. Не ожидали, что он такой мерзавец.
– Он же правду сказал, – не согласился Беленький. – Разве он не прав? А?
Демидову вдруг все надоело. Он полез было в карман за своей «белиндой», но вовремя остановился.
– По существу, – медленно выговорил он. – По существу, быть может, и прав. Один пустяк мешает: где найти столько денежного народа?
– Правильно рассуждаешь! И я о том же: всё время надо искать денежный народ. Вот и займись.
– Чем, Ефим Евсеевич?
– Денежным народом, – пояснил начальник. – Это наше будущее. Остальные – старичье, нищие, какой от них нам толк? Сколько убытку государству на одних пенсиях! Только засоряют наш национальный генофонд.
– Засоряют? Именно национальный? – удивился Демидов. – И вы считаете…
– И ты точно так же считаешь! – перебил Беленький. – Абсолютно так же! Проблема закрыта. Спасибо, дорогой, что помог ее закрыть вот так – в рабочем порядке. И спасибо, что навестил. А то я тут совсем заскучал без тебя.
Демидов встал.
– Что ж, ежели так…
– Кстати, – снова перебил его Беленький. – Ты за какой цитоплазмид хотел сейчас заставить государство расплачиваться? За обычный или с индексом «М»?
В кабинете шуршали целых четыре кондиционера, но на лице Демидова выступил пот и полил тонкими ручьями по щекам.
– В данном случае… в данном случае детали не так важны, – ответил он.
– А что ты так испугался? – спросил Беленький, прищурив левый глаз. – Да ладно, – махнул он рукой. – Не отвечай, я просто пошутил… Никогда не считай, что начальство глупее тебя. Даже если оно не заканчивало медицинских академий. Начальство все должно про тебя знать, иначе это не начальство. Все! Будь здоров, доктор! Главное, не кашляй!
Беленький нажал кнопку селектора:
– Мирра, ласточка! Дай-ка мне Женеву, Соломона Моисеевича! Срочно.
– Сию минуту, Ефим Евсеевич, – прозвучал в селекторе грудной голос Мирры Герцевны.
Выйдя в приемную, Демидов оставил дверь приоткрытой и, прижав руку к сердцу, опустился на стул рядом.
– Вам плохо, Сергей Сергеевич! – встревожено подошла к нему Мирра. – Вызвать?
– Нет-нет, милая, – прохрипел Демидов. – Я уже принял нитроглицерин… Жара проклятая. Немножко посижу, можно? И дальше пойду. Пару минут?
– Да хоть весь день! Мне только в радость. Извините! – спохватилась она. – Я должна соединить… Начальник ждет.
Через две минуты Соломон Златкис был на проводе.
Демидов, продолжая держать руку на сердце, прекрасно слышал каждое слово. Они говорили на идиш, но Демидов в свое время прожил три года в Вене и более-менее освоил тамошний диалект, очень похожий на испорченный немецкий язык, на котором уже несколько веков говорят ашкенази.
– Господин вице-президент, – бодро заговорил Беленький. – Примите мои самые теплые поздравления… Весь Петербург и вся Россия ликует и все в восторге… Про что я говорю? Про то, что ваша достойная дочь Бэлла выходит замуж за нашего любимого Евгения Литвака. Про такое счастье не знают только тараканы. Второй раз выходит? Ну, так это только украшает женщину! Особенно такую молодую и популярную. Нет, у меня есть и другое дело, но тоже важное…
«Значит, здесь еще и Литвак», – отметил Демидов.
– Был только что у меня Демидов, да, главврач … Лучше бы сказать «бывший». Теперь я точно знаю – тайный красно-коричневый коммунист. Такие тоже нужны, господин Соломон? Нет, не такие, извините меня! Не могу с вами согласиться, хотя таки очень хочу. У нас здесь
Демидов встал, подошел к Мирре и накрыл своей квадратной, сухой от спирта ладонью ее круглую кошачью лапку.
– Как мне не хочется с вами расставаться, дорогая! – шепотом сказал он.
– Посидели бы еще! – улыбнулась Мирра, не отнимая руки. – И приходите. Просто так – чайку попьем в обед. А лучше вечером.
– Вечером? – удивился Демидов. – Сюда?
– Зачем же сюда? Приходите ко мне домой. Да хоть завтра. Приглашаю вас в гости. Вполне официально. Завтра и приходите. К семи. Или лучше к восьми. Придете? Я буду вас ждать.
– А я буду счастлив, – честно ответил Демидов: уже два года, как он овдовел.7. Ладочников. Только хакинг
– Ого! – сказал Клюкин и прошуршал направо-налево бородой. – По твоему виду, Полиграфыч, можно подумать, что Барсук за опоздание не высек тебя, а премию выписал.
– Что-то вроде того, – с загадочным видом ответил Мышкин и взялся за местный телефон.
– Хэллоу! – услышал он грудной голос заведующей архивом Потаповой и в который раз для себя отметил, что голос этот исходит из самой большой в клинике груди.
– Вера Сергеевна! Позвольте поцеловать кончики ваших крыльев, как говорил Вольтер людям, которые вас абсолютно недостойны!
– И только-то, Дмитрий Евграфович? – она узнала его сразу. – Не радуете меня, не радуете… Даже разочаровываете.
– Я смертельно боюсь вашего мужа, – признался Мышкин. – Говорят, очень он у вас целеустремленный. Особенно, по отношению к мужчинам, которым вы нравитесь.
– Что да, то да, – вздохнула Потапова то ли с сожалением, то ли с гордостью. – Иной раз не знаю, что с ним делать. Вчера соседу руку сломал.
– Вот видите! – упрекнул Мышкин. – А меня провоцируете. Как я буду выглядеть, если он мне ногу сломает? Нет у меня никаких шансов.
– Да и у соседа не было шансов, – ответила Потапова. – Ему семьдесят два года, представляете?
– Нет, – удивился Мышкин. – В ресторан вас пригласил?
– Какое там! Дождешься нынче от мужиков… Это его самого муж пригласил к нам. Представляете, сидят на кухне, водку трескают, я им – грибков, сосед меня в щечку – совсем по-отечески. Поблагодарил. И так чуть-чуть погладил. Правой рукой. В знак признательности.
– И по какому же месту он вас погладил? – вкрадчиво поинтересовался Мышкин.
– По спине.
– И только-то? Не радуете меня, не радуете, Вера Сергеевна… – вернул словечко Мышкин. – Сплошное разочарование.
– Правду сказать, немного ниже. И что тут такого?
– В самом деле, что такого… – согласился Мышкин. – А дальше?
– Пошла в ванну стирать, вдруг слышу вопли. Влетаю – сосед орет, рука у него висит, как тряпка. В двух местах сломана. А мой кричит ему прямо в ухо…
– Зачем же в ухо? – перебил Мышкин.
– Затем, что сосед глухой, как тетерев. Так вот, орет ему в ухо: «Еще дотронешься до Верки – бонус получишь. Третий перелом».
– Вам, наверное, все женщины завидуют! – убежденно заявил Мышкин.
– Завидуют? Ну, как вам сказать… – задумалась Потапова. – А что вы
– Мне нужны истории болезни всех усопших за последние три года. Буду брать ящиками.
Трубка замолчала. Потом удивленный голос Потаповой:
– Что-то не пойму вас, Дмитрий Евграфович.
– Истории с летальными исходами по клинике за три последних года, – медленно, как диктовку, повторил
