Ваш А. Чехов.
1 декабря 1901 г. Ялта.
1 декабрь 1901.
Милостивый государь
Николай Аполлонович!
Рассказ мой 'Один из многих' есть не что иное как сокращенный водевиль 'Трагик поневоле'. Водевиль этот был напечатан в 'Пьесах' изд. Суворина, а теперь его можно найти в VII томе изд. Маркса.
Фотографию посылаю. Приношу Вам сердечную благодарность за письмо и остаюсь преданный и готовый к услугам
А. Чехов.
Ялта.
1 декабря 1901 г. Ялта.
1 дек.
Милая собака, поздравь, я получил письмо от Варфоломея Смолича, твоего аксеновского приятеля. Он пишет: 'Прошу передать мой привет Ольге Леонардовне и сообщить, что таинственный цветок не поддался моему искусству и остался неизвестным'.
Получил от Членова письмо. Он в восторге от вашей московской квартиры, от вас обоих, от Маши в особенности, и пишет, между прочим, будто ты говорила ему, что про меня печатать в газетах запрещено. Должно быть, он не понял тебя.
Сегодня пасмурно, скверно. Что бы ты там ни писала, пьеса Немировича будет иметь успех; он московский автор, и все, что он ни пишет, как раз по москвичам. Только зима эта пройдет у вас в общем вяло и ни то ни се.
Целую и обнимаю жену мою ласковую, умную, великолепную. Благословляю тебя и опять целую.
Твой Antonio.
В Кадетский корпус Возницыну посылаю карточку. Уж очень ласково пишет!
3560. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
3 декабря 1901 г. Ялта.
3 дек.
Милая моя собака, ненаглядная, сегодня пришло от тебя два письма: одно так себе, другое грустное. Ты пишешь, что уже два дня не получала от меня писем. Только один день я пропустил, все же дни писал тебе. И вчера не писал тебе, потому что от тебя письма не было, было скучно и не хотелось нагонять на тебя меланхолию. Ты жалуешься, что мои письма стали невеселыми. Обстоятельства такие подъехали, дуся моя; то одно, то другое, а сегодня я, как дурной, голова пуста, чувствую слабость - это оттого, что вчера нажарили мою печь, всю ночь было жарко и душно, и от печки несло, как из пекла. Ну, да все равно! Сегодня опять очень хорошая погода, теплая и солнечная. В саду работают турки, делают плантаж, т. е. копают на 5/4 арш. глубины - это для винограда, который я получил в подарок от одного из служащих в Никитском саду. Это самые лучшие сорта, какие только существуют на свете.
Сегодня получил из Америки 'Foma Gordeyev (dedicated to Anton P. Chekhov)'* - толстая книга в переплете.
Вчера у меня была m-me Татаринова. Сидела 2? часа.
Поехать с тобой в Москву? О, дуся моя! Приезжай, посоветуемся, и, вероятно, я поеду.
Я пишу вяло, без всякой охоты. Не жди пока от меня ничего особенного, ничего путного. Говорю не о письмах, а о произведениях. Как бы ни было, комедию напишу, дуся моя. И роль для тебя будет.
Я тебя люблю все крепче и крепче. Целую тебя, глажу тебя, мою собаку. Будь здорова и счастлива, не забывай мужа, люби, пока не надоест.
Твой Antonio.
Скажи Маше, чтобы она привезла холста для кухонных полотенец, который она покупает в кустарном магазине; мать просит еще семги. * 'Фома Гордеев (посвящается Антону П. Чехову)' (англ.)
3561. Б. ПРУСИКУ
3 декабря 1901 г. Ялта.
3 (16) дек. 1901 г.
Ялта.
Многоуважаемый
Борис Федорович!
Я получил книжку рассказов, получил и две афиши (из Часлава и Нимбурга), а также афишу Национального) театра, приношу Вам мою сердечную благодарность.
В Ялте я пробуду, вероятно, всю зиму, и потому благоволите адресоваться в Ялту.
Искренно преданный
А. Чехов. На обороте:
Monsieur В. Proussik.
1106 Vinohrady,
Prague (Praha). Bohкme, Autriche, Австрия.
4 декабря 1901 г. Ялта.
4 дек.
Здравствуй, супружница моя, дуся! Мои письма не нравятся тебе, я это знаю и ценю твой вкус. Но что же, милая, делать, если все эти дни я был не в духе! Уж ты извини, не сердись на своего нелепого мужа.
Вчера я был не в духе от твоего письма: ты написала, что не приедешь в Ялту на Рождестве. Не знаю, что мне делать с собой. Одни доктора говорят, что мне можно в Москву, другие говорят, что совсем нельзя, а оставаться здесь я не могу. Не могу, не могу!
Что же, возьмете в аренду театр Омона? Оставаться в старом вам никак нельзя, ибо вы сгорите там рано или поздно, да и место не центральное. Я все боюсь, как бы не загорелось у вас во время IV акта 'Трех сестер' - ужасная толкотня и чепуха на сцене.
Не стесняйся, собака, пиши мне все, что взбредет в голову, разные мелочи, пустячки; ты не можешь себе представить, как ценны для меня твои письма, как они умиротворяют меня. Ведь я тебя люблю, не забывай этого.
