Рассказы. Повести. 1892-1894

Сравнение было использовано в рассказе (см. стр. 42, строки 26–28). Редкое для жителя европейской части России явление – снег в мае – Чехов наблюдал в эти же дни (14 мая). Деталь также была включена в рассказ.

На пароме через Иртыш Чехов так и не переправился – на другой день его перевезли на лодке. В изображении обстановки, техники перевоза, вида баржи и т. п. – узнаются впечатления предыдущей переправы, описанной в письме и очерке; сохранено даже число гребцов (в рассказе кроме татарина и Семена – еще два перевозчика). Ссыльных перевозчиков Чехов видел также на предыдущей переправе; перевоз же, на котором он ночевал, держала артель из местных хозяев-крестьян; ссыльных среди них не было.

Факты двух реальных эпизодов были объединены и использованы для создания одного – художественного – эпизода.

Но совпадают не только реалии. Есть сходство и в общем настроении рассказа с теми чувствами, которые пережил тогда, два года назад, Чехов. «Куда я попал? Где я? Кругом пустыня, тоска; виден голый, угрюмый берег Иртыша…» «Чувствую во всем теле промозглую сырость, а на душе одиночество, слушаю <…> как ревет ветер, и спрашиваю себя: „где я? зачем я здесь?“» (7 мая 1890 г., М. В. Киселевой). Во втором из очерков «По Сибири» Чехов описывает свой сон: «уж снятся мне моя постель, моя комната, снится, что я сижу у себя дома…»

Подобные чувства в рассказе, мотивированные судьбой ссыльного, испытывает главный герой, татарин: «зачем он здесь, в темноте и в сырости…» Ему тоже спится, что «он дома, в Симбирской губернии…» В соответствии с общими чеховскими художественными принципами этих лет изображение окружающего дано через восприятие центрального героя. Но в данном рассказе, очевидно, вследствие его близости к конкретным, реальным, уже не раз описанным эпизодам, сохранилась позиция рассказчика – самостоятельного наблюдателя, например, в эпизоде отплытия парома (см. стр. 48, строки 26–28). Это настроение рассказчика также находит соответствие в том же письме Чехова к Киселевой: «Вам снился часто Божаровский омут; так мне теперь будет сниться Иртыш».

В этих же письмах и очерках находим и людей, чьи черты увидим потом в рассказе «В ссылке» – ссыльных «озорных», бранчливых мужиков-перевозчиков, татар. На протяжении всего пути встречал Чехов и интеллигентных ссыльных, подобных третьему герою рассказа, барину Василию Сергеичу. Большой материал дал и Сахалин – среди ссыльных Чехов видел всех своих будущих героев – и татар, и чиновников, и дворян, и крестьян. Возможно, в образе Семена Толкового использованы некоторые черты старого сахалинского перевозчика – каторжного Красивого («Остров Сахалин», гл. IV) с его философией полной удовлетворенности своим положением: «Жизнь, нечего бога гневить, хорошая. Слава тебе господи!» Как и Красивый, Толковый находится на каторге двадцать два года.

В рассказе много чисто словесных совпадений с очерками «По Сибири» и письмами. В первом очерке Чехов объяснял, что в «Сибири „реветь“ – значит „кричать от боли, плакать, звать на помощь, вообще звать“». «Давай, ваше благородие, реветь», – предлагает автору возница у перевоза. Ср. в рассказе: «Это на той стороне ревут, – сказал старик <…> – Скажи, ревут» (журнальный вариант). Воспроизводятся в рассказе приведенные в очерке ругательства перевозчиков («язви их душу»), некоторые эпитеты, сравнения (например, вёсел с рачьими клешнями).

Все это дает возможность заключить, что при писании рассказа Чехов основывался не только на воспоминаниях, но и широко привлекал записи, сделанные на месте событий или по свежим их следам. Эти записи помогли и в воспроизведении самого настроения, окрасившего весь рассказ. Чехов с самого начала придавал значение своим путевым заметкам. Родственников он просил не выбрасывать его письма; о том же писал он Суворину: «Вы не бросайте эти листки, я соберу их и по ним, как по нотам, буду рассказывать то, что не умею передать на бумаге» (27 июня 1890 г.).

Сведений о начале работы над рассказом «В ссылке» не сохранилось. Разговор о рассказе был во время пребывания Чехова в Петербурге в самых первых числах января 1892 г. (в ресторане «Медведь» – см. письмо Чехова И. И. Ясинскому от 12 марта 1892 г.). Второй разговор о рассказе и о гонораре (20 коп. за строчку) возник во время визита Чехова к Ясинскому 6 января (дата дарственной надписи Ясинского на своем романе «Вечный праздник», СПб., 1891. – Чехов и его среда, стр. 318; письмо Чехова от 12 марта). Был ли начат тогда рассказ – неизвестно. 12 марта 1892 г. он уже был отправлен в редакцию «Всемирной иллюстрации». 25 апреля в № 18 этого журнала был помещен анонс о рассказе, вызвавший недовольство Чехова (см. предисловие к комментариям наст. тома).

Рассказ вошел в состав сборника «Повести и рассказы». В письме от 24 февраля 1894 г. (ГБЛ) издатель особо спрашивал Чехова об этом рассказе; при включении его в сборник в текст были внесены изменения – очевидно, во второй половине апреля 1894 г. Работу эту Чехов предполагал сделать в марте 1894 г. в Крыму – см. письмо с дороги от 2–4 марта к М. П. Чеховой с просьбой прислать текст рассказа из «Всемирной иллюстрации». Вероятно, М. П. Чехова обратилась по этому поводу к Сытину, который писал Чехову 11 апреля 1894 г.: «По желанию Вашему посылаю Вам рассказ в „Иллюстрации“ <…> Я не хотел рассказ посылать Вам в Ялту, чтобы не беспокоить мелкими делами» (ГБЛ). В новом варианте был исключен эпизод с побегом дочери; барина теперь покидает только жена. В речах Семена Толкового сокращены примеры, иллюстрирующие его философию; исключены бранные выражения.

По словам Ясинского, рассказ «очень хвалил» редактор «Всемирной иллюстрации» П. В. Быков (Ясинский – Чехову, 1892 г. – ГБЛ). Принципиальное значение рассказу придавал Е. А. Ляцкий. Подводя итоги творчества Чехова, он счел этот рассказ почти единственным проблеском среди «безысходно-мрачной» картины жизни, встающей со страниц чеховских произведений. «Чеховский татарин оказывается на стороне деятельной любви к жизни, верности нравственным устоям. И в пьесе М. Горького („На дне“) подобный же татарин является живым воплощением народного здравого смысла и здорового отношения к упорядоченной внутренним законом жизни. Это случайное совпадение довольно любопытно. От него один шаг к признанию этих черт в русском мужике, которому они более к лицу, при всем хаосе его понятий и бестолковости в жизненном укладе. В таинственной глубине темного народного чувства сверкают искры глубокой любви к жизни и вера в возможность ее совершенства» (Евг. Ляцкий. А. П. Чехов и его рассказы. Этюд. – «Вестник Европы», 1904, № 1, стр. 159–160).

При жизни Чехова рассказ был переведен на английский, немецкий, польский, сербскохорватский, японский и словацкий языки.

Рыбья любовь

Впервые – «Осколки», 1892, № 24, 13 июня (ценз. разр. 12 июня), стр. 4. Подпись: Человек без селезенки.

Печатается по журнальному тексту.

Рассказ был послан Чеховым 11 мая 1892 г. (письмо Н. А. Лейкина Чехову 16 мая 1892 г. – ГБЛ). Но напечатан он был спустя месяц. О причинах задержки Лейкин писал Чехову 7 июня 1892 г.: «Господи! Что цензура делает! Уж чего, кажется, невиннее Вашего рассказа „Рыбья любовь“, но и он был задержан в цензуре на две недели, рассматривался в общем собрании цензоров и хотя и дозволен к печати, но с помарками нескольких слов» (ГБЛ).

Соседи

Впервые – «Книжка Недели», 1892, № 7, стр. 88–114. Подпись: Антон Чехов.

Включено в сборник «Повести и рассказы» (М., 1894; изд. 2-е – М., 1898).

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. VIII, стр. 193–215.

Сюжет рассказа, как показывают материалы первой записной книжки, Чехов обдумывал во время