прищуренные глаза; дразнил и я. Увидев, что я проснулся, Вознесенский подошел ко мне, сел на край кровати и
{03289}
тотчас же потянул к своим прищуренным глазам коробку со спичками... - Так спят одни только лентяи да люди со спокойною совестью, - сказал он, - а так как вы ни то, ни другое, то вам подобало бы, друже, вставать немножко пораньше... - А который теперь час? - Одиннадцатый на исходе. - Чёрт вас возьми, щуренька! Никто не просил вас будить меня так рано! Вы знаете, я уснул сегодня только в шестом часу, и если бы не вы, то проспал бы до вечера. - Так! - услышал я из соседней комнаты бас Поликарпа. - Мало он еще спал! Вторые сутки спит, и всё ему мало! Да вы знаете, какой сегодня день? - спросил Поликарп, входя в спальную и глядя на меня так, как умные глядят на дураков. - Среда, - сказал я. - Как же, беспременно. Нарочно для вас так и сделали, чтобы в неделе две среды было... - Сегодня четверг! - сказал доктор. - Так это, голубчик, вы изволили всю среду проспать? Мило! очень мило! Сколько же это вы выпили, позвольте вас спросить? - Я двое суток не спал, а выпил... не помню, сколько я выпил. Уславши Поликарпа, я начал одеваться и описывать доктору пережитые мною так недавно 'ночи безумные, речи бессвязные', которые так хороши и чувствительны в романсах и так безобразны на деле. В своих описаниях я старался не выходить из пределов 'легкого жанра', держаться фактов и не вдаваться в мораль, хотя всё это и противно натуре человека, питающего страсть к итогам и выводам... Я говорил и делал вид, что говорю о пустяках, нимало меня не тревожащих. Щадя целомудрие Павла Ивановича и зная его отвращение к графу, я многое скрыл, многого коснулся только слегка, но, тем не менее, несмотря даже на игривость моего тона, на карикатурный пошиб моей речи, доктор во всё время моего рассказа глядел мне в лицо серьезно, то и дело покачивая головой и нетерпеливо подергивая плечами. Он ни разу не улыбнулся... Очевидно, мой 'легкий жанр' произвел на него далеко не легкое впечатление.
{03290}
- Что же вы не смеетесь, щуренька? - спросил я, покончив со своими описаниями... - Если бы всё это не вы мне рассказывали и если бы не один случай, то я не поверил бы всему этому. Уж больно безобразно, друже! - О каком случае вы говорите? - Вчера под вечер был у меня мужик, которого вы так неделикатно попотчевали веслом... Иван Осипов... - Иван Осипов... - пожал я плечами. - Первый раз слышу! - Высокий такой, рыжий... с веснушками на лице... Припомните-ка! Вы ударили его веслом по голове. - Ничего не понимаю! Никакого Осипова не знаю, веслом никого не потчевал... Всё это вам снилось, дядя! - Дай бог, чтобы снилось... Он явился ко мне с отношением от карнеевского волостного правления и попросил медицинского свидетельства... В отношении написано, да и сам он не врет, что рана нанесена ему вами... И теперь не помните? Рана ушибленная, повыше лба, на границе с волосистой частью... До кости хватили, батенька! - Не помню! - прошептал я. - Кто он? Чем занимается? - Обыкновенный карнеевский мужик, у вас же там на озере был гребцом, когда вы кутили... - Гм... может быть! Не помню... Вероятно, был пьян и как-нибудь нечаянно... - Нет-с, не нечаянно... Он говорит, что вы рассердились на него за что-то, долго бранились и потом, рассвирепев, подскочили к нему и при свидетелях хватили... Мало того, вы крикнули: 'Я убью тебя, шельму этакую!..' Я покраснел и прошелся из угла в угол. - Хоть убей, не помню! - проговорил я, изо всех сил напрягая память. - Не помню! Вы говорите 'рассвирепев'... В пьяном виде я бываю непростительно мерзок! - Чего же лучше! - Мужик, очевидно, хочет затеять скандал, но не это важно... Важен сам факт, побои... Неужели я способен драться? И за что я ударил бедного мужика? - Да-с... Свидетельства, конечно, я не мог ему не
{03291}
дать, но не преминул посоветовать ему обратиться к
