грудь... - Какая вы трусиха! - сказал я. - Побейте гуску! - сказала она и заплакала... Сколько не наивного, не детского, а идиотского было в этом испугавшемся личике! Не терплю, ma chиre, малодушия! Не могу вообразить себя женатым на малодушной, трусливой женщине! Гусак испортил всё дело... Успокоивши Олю, я ушел
{01135}
домой, и малодушнее до идиотства личико застряло в моей голове... Оля потеряла для меня всю прелесть. Я отказался от нее. СЛУЧАЙ ДРУГОЙ Вы, конечно, знаете, мой друг, что я писатель. Боги зажгли в моей груди священный огонь, и я считаю себя не вправе не браться за перо. Я жрец Аполлона... Все до единого биения сердца моего, все вздохи мои, короче - всего себя я отдал на алтарь муз. Я пишу, пишу, пишу... Отнимите у меня перо - и я помер. Вы смеетесь, не верите... Клянусь, что так! Но вы, конечно, знаете, ma chиre, что земной шар - плохое место для искусства. Земля велика и обильна, но писателю жить в ней негде. Писатель - это вечный сирота, изгнанник, козел отпущения, беззащитное дитя... Человечество разделяю я на две части: на писателей и завистников. Первые пишут, а вторые умирают от зависти и строят разные пакости первым. Я погиб, погибаю и буду погибать от завистников. Они испортили мою жизнь. Они забрали в руки бразды правления в писательском деле, именуют себя редакторами, издателями и всеми силами стараются утопить нашу братию. Проклятие им!! Слушайте... Некоторое время я ухаживал за Женей Пшиковой. Вы, конечно, помните это милое, черноволосое, мечтательное дитя... Она теперь замужем за вашим соседом Карлом Ивановичем Ванце (а propos: по-немецки Ванце значит... клоп. Не говорите этого Жене, она обидится). Женя любила во мне писателя. Она так же глубоко, как и я, верила в мое назначение. Она жила моими надеждами. Но она была молода! Она не могла понимать еще упомянутого разделения человечества на две части! Она не верила в это разделение! Не верила, и мы в один прекрасный день... погибли. Я жил на даче у Пятаковых. Меня считали женихом, Женю - невестой. Я писал, она читала. Что это за критик, ma chиre! Она была справедлива, как Аристид, и строга, как Катон. Произведения свои посвящал я
{01136}
ей... Одно из этих произведений сильно понравилось Жене. Женя захотела видеть его в печати. Я послал его в один из юмористических журналов. Послал первого июля и ответа ожидал через две недели. Наступило 15 июля. Мы с Женей получили желанный нумер. Поспешно распечатали его и прочли в почтовом ящике ответ. Она покраснела, я побледнел. В почтовом ящике напечатано было по моему адресу следующее: 'Село Шлендово. Г. М. Б-у. Таланта у вас ни капельки. Чёрт знает что нагородили! Не тратьте марок понапрасну и оставьте нас в покое. Займитесь чем-нибудь другим'. Ну, и глупо... Сейчас видно, что дураки писали. - Мммммм... - промычала Женя. - Ка-кие мерр-зав-цы!!! - пробормотал я. - Каково? И вы, Евгения Марковна, станете теперь улыбаться моему разделению? Женя задумалась и зевнула. - Что ж? - сказала она. - Может быть, у вас и на самом таки деле нет таланта! Им это лучше знать. В прошлом году Федор Федосеевич со мной целое лето рыбу удил, а вы всё пишете, пишете... Как это скучно! Каково? И это после бессонных ночей, проведенных вместе над писаньем и читаньем! После обоюдного жертвоприношения музам... А? Женя охладела к моему писательству, а следовательно, и ко мне. Мы разошлись. Иначе и быть не могло... СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ Вы, конечно, знаете, мой незабвенный друг, что я страшно люблю музыку. Музыка моя страсть, стихия... Имена Моцарта, Бетховена, Шопена, Мендельсона, Гуно - имена не людей, а гигантов! Я люблю классическую музыку. Оперетку я отрицаю, как отрицаю водевиль. Я один из постояннейших посетителей оперы. Хохлов, Кочетова, Барцал, Усатов, Корсов... дивные люди! Как я жалею, что я не знаком с певцами! Будь я знаком с ними, я в благодарностях излил бы пред ними свою душу. В прошлую зиму я особенно часто ходил на оперу. Ходил я не один, а с семейством Пепсиновых. Жаль, что вы не знакомы с
