костру. Перевозчики и Семен поплелись в избушку. - Холодно! - прохрипел один перевозчик, растягиваясь на соломе, которою был покрыт сырой глинистый пол. - Да, не тепло! - согласился другой. - Жизнь каторжная!.. Все улеглись. Дверь отворилась от ветра, и в избушку понесло снегом. Встать и затворить дверь никому не хотелось: было холодно и лень. - А мне хорошо! - проговорил Семен засыпая. - Дай бог всякому такой жизни. - Ты, известно, семикаторжный. Тебя и черти не берут. Со двора послышались звуки, похожие на собачий вой. - Что это? Кто это там? - Это татарин плачет. - Ишь ты... Чудак! - Привы-ыкнет! - сказал Семен и тотчас же заснул. Скоро заснули и остальные. А дверь так и осталась не затворенной.
{08051}
РЫБЬЯ ЛЮБОВЬ
Как это ни странно, но единственный карась, живущий в пруде близ дачи генерала Панталыкина, влюбился по самые уши в дачницу Соню Мамочкину. Впрочем, что же тут странного? Влюбился же лермонтовский демон в Тамару, а лебедь в Леду, и разве не случается, что канцеляристы влюбляются в дочерей своих начальников? Каждое утро Соня Мамочкина приходила со своей тетей купаться. Влюбленный карась плавал у самого берега и наблюдал. От близкого соседства с литейным заводом 'Кранделя сыновья' вода в пруде давно уже стала коричневой, но тем не менее карасю все было видно. Он видел, как по голубому небу носились белые облака и птицы, как разоблачались дачницы, как из-за прибрежных кустов поглядывали на них молодые люди, как полная тетя, прежде чем войти в воду, минут пять сидела на камне и, самодовольно поглаживая себя, говорила: 'И в кого я такой слон уродилась? Даже глядеть страшно'. Сняв с себя легкие одежды, Соня с визгом бросалась в воду, плавала, пожималась от холода, а карась, тут как тут, подплывал к ней и начинал жадно целовать ее ножки, плечи, шею... Выкупавшись, дачницы уходили домой пить чай со сдобными булками, а карась одиноко плавал по громадному пруду и думал: 'Конечно, о шансах на взаимность не может быть и речи. Может ли она, такая прекрасная, полюбить меня, карася? Нет, тысячу раз нет! Не обольщай же себя мечтами, презренная рыба! Тебе остается только один удел - смерть! Но как умереть? Револьверов и фосфорных спичек в пруде нет. Для нашего брата, карасей, возможна только одна смерть - пасть щуки. Но где взять щуку? Была тут в пруде когда-то одна щука, да и та издохла от скуки. О, я несчастный!'
{08052}
И, помышляя о смерти, молодой пессимист зарывался в тину и писал там дневник... Однажды перед вечером Соня и ее тетя сидели на берегу пруда и удили рыбу. Карась плавал около поплавков и не отрывал глаз от любимой девушки. Вдруг в мозгу его, как молния, сверкнула идея. 'Я умру от ее руки! - подумал он и весело заиграл своими плавниками. - О, это будет чудная, сладкая смерть!' И, полный решимости, только слегка побледнев, он подплыл к крючку Сони и взял его в рот. - Соня, у тебя клюет! - взвизгнула тетя. - Милая, у тебя клюет! - Ах! Ах! Соня вскочила и дернула изо всех сил. Что-то золотистое сверкнуло в воздухе и шлепнулось в воду, оставив после себя круги. - Сорвалось! - вскрикнули обе дачницы, побледнев. - Сорвалось! Ах! Милая! Посмотрели на крючок и увидели на ней рыбью губу. - Ах, милая, - сказала тетя, - не нужно было так сильно дергать. Теперь бедная рыбка осталась без губы... Сорвавшись с крючка, мой герой был ошеломлен и долго не понимал, что с ним; потом же, придя в себя, он простонал: - Опять жить! Опять! О, насмешка судьбы! Заметив же, что у него недостает нижней челюсти, карась побледнел и дико захохотал... Он сошел с ума. Но я боюсь, как бы не показалось странным, что я хочу занять внимание серьезного читателя судьбою такого ничтожного и неинтересного существа, как карась. Впрочем, что же тут странного? Описывают же дамы в толстых журналах никому не нужных пескарей и улиток. А я подражаю дамам. Быть может даже, я сам
