Пашка, неожиданно для себя, получил хороший отпор. Маменькин сыночек, защищаясь от удара, успел захватить его пальцы и вывернул руку так, что от резкой боли гроза квартала взбрыкнул и сам грохнулся на землю, пытаясь освободиться от прилипчивого захвата.
Если бы рядом были свидетели, то пришел бы Мишке конец, но поскольку Пашкиного позора никто не видел, дело кончилось неожиданно мирно. Маменькин сыночек не убежал с поля боя, как это делали другие, что потрясло суровую рыцарскую душу хулигана, привыкшего побеждать. Он знал, что может раздавить очкарика, но уже зауважал его как своего и с тех пор они не разлучались. Как огонь и вода они дополняли друг друга, и их различие было главной причиной неразделимости, они оба были нужны друг другу.
- У тебя же мобильник есть, глянь время.
Мишка, покопавшись, с омерзением и жалостью достал из кармана мелкое стеклянное крошево, сквозь которое, последний раз моргнув синеватым светом, вывалились осколки экрана, обнажив забавную мелкоту электронных схем и деталек.
- Был мобильник!
Маленькую игрушку было жалко. Сколько раз она развлекала их обоих, а сейчас могла бы помочь связаться с родителями.
- Бблинн!
По Мишкиной просьбе Пашка не матерился в его присутствии, хотя умел делать это так, что уши скручивались, и Мишка краем сознания оценил то, что даже сейчас друг сдержался.
- Да ладно тебе, главное - башка цела...
Пашку не пришлось долго убеждать, его мозг уже и так сообразил, что пора уматывать отсюда, и Мишкины утешительные сентенции повисли в пустоте, потому что Пашка решительно полез наверх, пытаясь удержаться ногами на паре выпирающих из стенки полусгнивших брёвнышек и подтягиваясь за тонкие анемичные корни. И первый шаг подъёма ему удался.
Тогда он кинулся на стенку как таран, резко вбивая ноги на ребра подошв, а руками в разжим упираясь в желтый песок их тюрьмы. Мишка, стоя без дела, почему-то вспомнил, что на Востоке в такой же обычной яме держали узников, а еду им просто кидали, как собакам, через крышку, которую запирали на замок.
Но ход его мыслей прервал шумно дышавший верхолаз, который успел подняться почти на метр и вдруг с грохотом свалился на дно, мыча что-то невеселое. Вслед за ним, долбанув по голове, вываливщимся брёвнышком, сверху осыпался целый пласт песка, подняв тучу пыли и вони.
Теперь над головами виднелся неровный песчаный конус, пронизанный тонкими корнями деревьев, сверху начала капать откуда-то вода, развлекая слух тихими ритмичными звуками.
- Смотри, так совсем обвалится!
Мишкин поучающий тон, по-видимому, был не к месту, потому что Пашка взорвался и высказал всё, что он думал по поводу всяких тут учителей и подсказчиков, стоящих в стороне. Мишка хотел тоже ответить достойно тем поскакунчикам, которые сначала делают, а потом думают, но тут его взгляд рассмотрел в обнажившемся песке то, чего Пашка ещё не мог, валяясь в обвале, и чего они себе никак не могли представить в этой яме.
Чуть выше пояса обнажился кусок кирпичной кладки. Небольшой, но достаточный, чтобы разглядеть красные жирные бока кирпичей и светлые кресты цемента между ними. Ничего не отвечая на ворчание своего друга, Мишка опустился на корточки и прямо по его ногам прополз к этим кирпичам, даже не вспомнив, что сейчас здесь - самое опасное место, он просто лез туда, чтобы понять, на что они ещё напоролись.
Руки его сами начали отгребать песок в сторону и очищать древнюю стенку. То, что она очень старая, было понятно сразу, он с отцом не раз видел старые церкви и кирпич там был особенный, тяжелый, плотный, а не те красные лёгкие сухари, которые они частенько колотили во дворе на куски.
Пашка шевелился сзади, выбираясь из завала, кряхтя и чертыхаясь. Потом странно притих, засопел, и через пару минут Мишке в руку неожиданно протянулась пластина из дерева - маленькая самодельная лопата.
Работа пошла чуть быстрее. Мишка отгребал от стенки слежавшийся песок, а Пашка перемещал его куда-то дальше, под себя. Оба не смогли бы сейчас объяснить, зачем они это делали, ведь стена могла оказаться обычной глухой стеной, и никакой пользы в ней не было, а чем глубже, чем дальше они раскапывали препятствие, тем больше закапывали самих себя.
Но уже пришел азарт поиска и открытия, логика и здравый смысл заменились инстинктом охотника, который вот-вот схватит свою добычу. Но охотник знает, за кем он гонится, а они - нет, но, не сговариваясь, слепо следовали мимолётному Мишкиному решению, отдавая ему всю ярость своих детских душ и не о чём не думая больше.
Дальше могло случиться всякое. Любой взрослый давно прекратил бы явно бесполезный труд, трезво рассудив, что пора как-то выбираться наверх. У них элементарно могло не хватить сил на раскопки, пацанам вообще не свойственно делать что-то по-взрослому долго. Масса песка сверху всё больше угрожала завалом, глаза тщетно искали подсказки и чего-то ждали, но только не того, что они увидели.
Мишкина рука неожиданно, при очередном зачерпывании деревянным мини экскаватором, провалилась в пустоту, из которой струя песка резко ссыпалась вниз, а в глаза ударил ослепительный белый свет.
Это потом, вспоминая, он рассудил, что не такой уж и ослепительный, просто они копали уже почти в полной темноте, снаружи начинало смеркаться, а в яме вообще стало черно. И не такой уж и белый, просто он ударил по глазам неожиданно, прорывая ту броню немого ожидания, которой они окружили себя, чтобы не прекратить работу, чтобы не сдаться.
Это была награда. Не добыча, ибо в руках по-прежнему не было ничего, кроме вонючего песка, а именно приз за упрямство. Мишка не сразу понял, что случайно, с шансом один на миллион, он попал в дыру свода подземного коридора. Он никогда бы не нашел его, если бы стена была целой.
Хотя, возможно, что строители колодца, наткнувшись на кладку, сдвинули яму в сторону, но успели потревожить хрупкий подземный мир и проломить его скорлупу? Тогда это не случайность и понятно, почему часть кирпичей обрушилась вместе с конусом песка, почти закрывшим проём.
