выглядит не просто туманно, а из рук вон плохо. И хоть я воспитывалась на хрестоматийных примерах стойкости и силы духа, да и характером меня как будто Бог не обидел, но, если честно, оказаться в положении подпольщика, схваченного гестапо, мне совершенно не улыбалось, и пытаться проверить силу своего духа желания не было. Человек с глазами Полифема вполне мог перещеголять самого большого фантазера из всех известных палачей, и тогда мой дух против его фантазии будет как рубль против доллара: усмехнуться, вздохнуть и махнуть рукой.
Такое направление мыслей меня изрядно выбило из колеи. Я начала постукивать зубами и ежиться. Ночной воздух, ветерок и жуткая темень в парке, который даже девицы с собакой уже покинули, оптимизма не прибавили. Я почувствовала себя одинокой, маленькой и беззащитной. Захотелось пролить слезу, прижаться к широкой груди и услышать что-то ласковое и успокаивающее. Кандидатов на роль спасителя несчастных девиц поблизости не наблюдалось, и от мысли зареветь пришлось отказаться.
Я встала и прошла вокруг фонтана, чтобы согреться и размять ноги. На ходу лучше думается и мысли приобретают оптимистическое направление. Кто-то сказал, что лучший способ защиты — нападение. Я решила это проверить. Покинула сквер и зашагала по проспекту, насвистывая и ускоряя шаг. Получалось что-то вроде марша, и польза от этого была явная: я согрелась, а в голове зарождались наполеоновские планы.
С этим самым маршем в душе я вступила на улицу, где стоял дом Юрия Петровича. То, что сукин сын жив и благодаря моим стараниям и неусыпному попечению здоров, сомнений у меня не вызывало. Следовало с ним разобраться. Стараясь держаться в тени, я приблизилась к дому. Ни в одном окне свет не горел. Дом темной громадой высился за забором, рождая в душе трепет. Я обошла его, старательно разглядывая темные окна и прислушиваясь. Ни огонька, ни звука. И все-таки что-то подсказывало мне, что Юрий Петрович здесь и, возможно, ждет меня. С нетерпением или без — не скажу, а вот что ждет, я чувствовала. Полифем о моем побеге уже рапортовал, а так как деться мне, в сущности, некуда, дорогой мой человек ожидает появления «дочки» с часу на час.
Я прошлась вдоль забора и выбрала дерево поветвистее. Влезла на него, устроилась на толстом, суку, прижавшись спиной к стволу, и уставилась на дом. Ничего примечательного не происходило, и я очень скоро заскучала. Ни одна веточка в саду не хрустнула, ни один, даже легкий, шум не коснулся моих ушей, а дом как был безмолвен и мрачен, таковым и оставался.
Я попробовала припомнить: в мой прошлый визит были здесь собачки или нет? Никто поблизости не тявкал, но встретиться с разъяренным догом или ротвейлером мне совершенно не улыбалось. Нет, собак в прошлый раз я не видела, хотя ничто не помешало бы Юрию Петровичу их на днях завести.
Вздохнув и припомнив фразу: кто не рискует, тот не пьет шампанского, — я слезла с дерева и зашагала к телефону. Он должен быть в квартале отсюда возле почты. Телефон был и работал, я набрала номер Юрия Петровича. Красивый женский голос сообщил, что я могу оставить свое сообщение.
— Юрий Петрович, — сказала я, — мне надо с вами поговорить. А может быть, идти в милицию. До разговора с вами я этого делать не хочу. В общем, встречайте.
Я повесила трубку и бегом устремилась к дому. Ни одной машины, ни одного прохожего. Все точно вымерли.
Я влезла на дерево, перебралась за забор, а потом не очень удачно спрыгнула: за что-то зацепилась курткой, она треснула, а я упала и потому шла к дому слегка прихрамывая. Свет в окнах не манил из темноты и приют не обещал. Но я могла бы поспорить, что сообщение этот сукин сын получил и теперь поджидает меня, точно паук муху.
Я поднялась на крыльцо и, не обнаружив в темноте кнопки звонка, постучала. Сначала осторожно, потом громко: гул пошел по всему дому. Что-то щелкнуло, и дверь открылась.
Передо мной был длинный темный коридор. Я шагнула вперед, напомнив себе на всякий случай, что темноты я не боюсь. Дверь за мной закрылась, Я прошла до конца коридора почти на ощупь и, свернув направо, заметила свет. Тусклый от ночника с темным колпаком, он пробивался из кухни.
— Юрий Петрович, — крикнула я, — вы здесь?
— Проходи, дочка, — ответил он. Я вздохнула с заметным облегчением и зашагала быстрее.
Ночник стоял в дальнем углу, большая кухня в полутьме казалась огромной, населенной призрачными тенями и еще чем-то очень страшным. Но Юрий Петрович, сидевший за столом, призраком не был.
— Вы живы, — сказала я, особой радости не выказывая.
— Конечно, — кивнул он. — Садись.
Я подвинула стул и села. Он молча меня разглядывал. Немного подождав, я сказала:
— Вы плохой человек, Юрий Петрович. Неловко говорить это мужчине, который мне в отцы годится, но вы обманщик и негодяй.
— Ты пришла, чтобы сказать мне это? — спросил он и вздохнул.
— Конечно, — удивилась я. — Вы с самого начала вели себя нечестно, притворялись, что заботитесь обо мне. — Тут я подумала, что, может, стоить заплакать? Нет, пережимать неразумно. — А на самом деле просто меня использовали. То, что вы сделали, отвратительно и подло.
— Разумеется, — кивнул он. — Что дальше?
— Дальше вы мне скажите, зачем вам все это понадобилось? Придумывать, что вас убили, и посылать меня с этими деньгами?
Он засмеялся, тихо и довольно противно, потом взглянул на меня и спросил:
— Где кейс?
— Что? — не поняла я.
— Где кейс? Тот, настоящий.
— Что значит «настоящий»? — начала злиться я. — Что вы имеете в виду, говоря так? Был еще и не настоящий?
Он побарабанил пальцами по столу, задумался, посмотрел на меня, потом на свои руки, потом опять на меня.
— Где деньги?
Я даже подпрыгнула. Вытаращила глаза, глотнула побольше воздуха и головой покачала:
— Юрий Петрович, я не воровка, и не пытайтесь убедить меня в обратном, про себя я все знаю. Вы дали мне кейс с деньгами и велели их отвезти. То есть не вы велели, а велел Полифем, и я их отвезла, хотя было это не просто и мне здорово досталось. Мне не говорили, что это так опасно. В вагоне убили двоих парней, может быть, за то, что они со мной ехали. И меня могли убить. Мне пришлось прыгать с поезда из- за ваших паршивых денег. Но я все-таки привезла их и отдала женщине.
— В кейсе денег не было, — равнодушно заметил Юрий Петрович, а я засмеялась.
— Вы лжете. Черт знает, зачем вам это, но вы лжете. Я отвезла ваши деньги, как велел Полифем. Кстати, он уже ожидал меня по этому адресу. Не скажете, почему, если уж ему по пути, он не смог прихватить этот кейс? Зачем надо было посылать меня? Чтобы потом обвинить в краже? Мерзко, и должна сказать, без фантазии.
— Разве их не могли украсть в поезде? — усмехнулся Юрий Петрович.
— Украсть деньги? — удивилась я. — Кейс был заперт, разве нет? И он лежал в моей сумке…
— Но ты ведь не всегда была рядом. Его могли подменить… — Я вроде бы растерялась, но быстро с собой справилась.
— По-вашему, я должна была пристегнуть его к себе наручниками? А о чем вы думали, отправляя меня с ним? Что я Джеймс Бонд? Вовсе нет. Вам нужен был кто-то другой.
— Деньги исчезли, — заметил он.
— Серьезно? А я вам не верю. Вы опять хитрите, что-нибудь затевая. Отправили чужие деньги с женщиной, без охраны. Для чего? Чтобы они к хозяевам не попали? Чтобы их по дороге свистнули? Кстати, может быть, вы сами это и проделали, чтобы потом в краже обвинить меня. Вот, мол, доверил человеку, а она воровкой оказалась. — Я всплеснула руками и даже пробежалась вокруг стола. — Ну конечно, как же это я сразу не сообразила? Заграбастали чужие денежки, а меня обвиняете? Здорово. Вот так Юрий Петрович, заботливый дядька, благодетель… Надеюсь, у хозяев хватит мозгов понять, насколько все это глупо и не правдоподобно…
— Значит, денег ты не брала? — прерывая поток моего красноречия, спросил Юрий Петрович.
— Конечно.
