новые детали: по-видимому, покушение на Гитлера совершил офицер штаба армии резерва. Бендлерштрассе - местонахождение этого штаба - уже лишена фюрером командной власти; приняты срочные меры. Геринг подчеркнул, что в настоящий момент действительными считаются только приказы офицеров ставки фюрера, то есть Верховного главнокомандования вермахта. Я слышал, как генерал повторяет последнюю фразу распоряжения рейхсмаршала спокойно и хладнокровно, словно путч был всего лишь рядовой боевой операцией.
Теперь все сомнения генерала относительно достоверности моего сообщения полностью рассеялись. Пообещав непременно поддерживать контакт со мной и генералом Больбринкером, он приказал наладить радиосвязь со своими полками, чтобы дать необходимые инструкции. Я же откланялся и поспешил обратно в Главный штаб войск СС.
В огромном здании мертвая тишина. Шелленберг, ожидавший меня в своем кабинете, первым делом попросил обеспечить ему эскорт из десяти человек под командованием офицера. Он получил приказ о немедленном аресте адмирала Канариса и, как и следовало ожидать, не хотел сам осуществлять столь деликатную миссию. Поскольку на все про все под рукой у меня была лишь рота, я дал 'добро' только относительно одного офицера. Часом позже Шелленберг вернулся. Арест прошел без инцидентов. По телефону мне сообщили, что заговорщики, захваченные подразделениями бронетанковых войск генерала Больбринкера и парашютистами Штудента, сопротивления не оказали. Итак, столица чиста и спокойна, и мне оставалось возвратиться в Фриденталь, но меня вдруг вызвали из ставки фюрера.
Штурмбаннфюреру СС Скорцени приказано немедленно явиться со всеми находящимися в его распоряжении силами на Бендлерштрассе, чтобы оказать помощь командиру караульного батальона 'Великая Германия' майору Ремеру, который уже приступил к организации осады здания министерства.
Я спешно собрал свою роту и вновь пожалел, что не вызвал сюда весь батальон. К полуночи мы были на месте. Два огромных автомобиля загораживали дорогу; едва выйдя из машины и направившись к ним, среди оживленно дискутировавших людей я узнал шефа РСХА Кальтенбруннера, о чем-то спорившего с армейским генералом. Как объяснил мне какой-то младший офицер, то был командующий армией резерва генерал-полковник Фромм. Я успел услышать, как он сказал Кальтенбруннеру:
-Теперь же я хочу вернуться, вы сможете связаться со мной в любую минуту. Я буду у себя в кабинете.
С этими словами он сел в автомобиль, сразу двинувшийся с места и тем самым освободивший дорогу моей колонне. Я с некоторым удивлением наблюдал, как минуту спустя командующий армией резерва спокойно входил в свое министерство.
Перед порталом здания военного министерства я нашел майора Ремера и представился. Он сообщил, что приказано полностью изолировать здание. Я ввел свою роту во внутренний двор, а сам в сопровождении Фолькерсама и Остафеля поднялся по главной лестнице. В коридоре первого этажа толпились офицеры, вооруженные пистолетами; они полагали, что на улицах города идет настоящая война. В приемной генерала Ольбрихта я застал нескольких высокопоставленных офицеров, тоже вооруженных и крайне взволнованных, с которыми прежде имел случай познакомиться, и они быстро ввели меня в курс событий: во второй половине дня выяснилось, что что-то не заладилось с передачей сигнала тревоги* некоторым родам войск. Генерал Фромм почти все это время находился на совещании, но два или три сотрудника получили от него задание постоянно поддерживать связь с войсками. Очень возбужденные напряженной атмосферой неопределенности и тревоги, многие офицеры вооружились пистолетами, ворвались в кабинет генерала Фромма и потребовали объяснений. Поставленный перед ультиматумом, генерал был вынужден признать, что вспыхнуло вооруженное восстание и он сам занят сейчас выяснением личностей зачинщиков. Несколько минут спустя генерал Бек покончил с собой, тогда как три офицера, включая начальника штаба армии резерва полковника фон Штауффенберга, предстали перед трибуналом, во главе которого встал сам Фромм. Приговоренные к смерти, эти трое были расстреляны буквально полчаса назад во дворе министерства взводом унтер-офицеров. Кроме того, в какой-то момент в коридоре первого этажа возникла беспричинная пальба.
Эти сведения хорошо укладывались в рамки известного, но не прояснили ситуацию до конца. Что было делать? Связаться со ставкой фюрера не удалось, и потому пришлось вновь брать инициативу на себя. Итак, в огромном мрачном здании оказалось спокойно, хотя все считали, что осиное гнездо заговорщиков находилось именно здесь. Прежде всего я созвал знакомых мне офицеров и предложил им вернуться к работе, прерванной во второй половине дня, ибо война продолжалась, фронты нуждались в управлении, подкреплениях, обеспечении боеприпасами и провиантом. Все согласились с моими доводами и занялись своим делом. Чуть позже, однако, мне напомнили, что некоторые решения, касающиеся именно мобилизационных мероприятий, могли исходить только от начальника штаба, то есть от уже расстрелянного фон Штауффенберга. Пришлось на некоторое время взвалить на себя еще и эту ответственность. Меня ждал немалый сюрприз: значительная часть приказов о тревоге уже была аннулирована заговорщиками.
Перед кабинетом генерала Ольбрихта я встретил двух агентов гестапо. Несколькими часами раньше их направил сюда шеф тайной полиции, чтобы схватить графа Штауффенберга. Но они не смогли выполнить приказ, ибо на пороге министерства были арестованы и брошены в карцер офицерами Штауффенберга, который уже возвратился из ставки фюрера. Одно из двух: либо путч явился-таки сюрпризом для всеведущего гестапо, либо оно ошиблось, сочтя сведения об этом деле не заслуживающими внимания. Ведь для задержания вдохновителя военного переворота отрядили лишь двух агентов, что поистине необъяснимо.
У меня наконец появилось время осмотреть кабинет Штауффенберга. Все ящики столов оказались незапертыми, словно здесь рылись в большой спешке. А на рабочем столе я обнаружил папку с надписью 'Валькирия' с детальным изложением плана переворота. Пришлось признать, что Штауффенберг очень ловко закамуфлировал свои истинные намерения: стремительный захват нервных узлов Берлина и органов управления войсками под заголовком 'Контрмеры на случай атаки воздушно-десантных войск союзников'.
Покопавшись в ящиках стола, я сделал просто потрясающее открытие: фигуры, задействованные в этой игре, точно соответствовали тем целям, которые задумал игрок. На большой карте Восточной Европы жирная штриховка показывала, как утверждалось в сноске на краю карты, путь группы южных армий в кампании против России - группы, где Штауффенберг служил начальником штаба. Словно в детской игре, авторы комментариев с шокирующей легкостью манипулировали судьбами и страданиями тысяч людей, и я невольно ужаснулся при мысли о том, что высокопоставленным офицерам подобного склада ума порой выпадает играть чрезвычайно важную роль в войне.
Через несколько часов все винтики единого механизма министерства вновь заработали напряженно и слаженно. Меня же не раз охватывало ощущение собственной ничтожности в сравнении с масштабностью и важностью решений, которые приходилось принимать в условиях отстранения от дел трех ведущих руководителей этого ведомства: генералов Фромма и Ольбрихта и полковника фон Штауффенберга. Неустанные попытки восстановить связь со ставкой фюрера наконец увенчались успехом, и я настойчиво потребовал незамедлительно назначить 'верного' генерала на должность начальника штаба армии резерва. Я желал лишь побыстрее смениться с этого поста, но, как и следовало ожидать, мне весьма неопределенно рекомендовали потерпеть и продолжать исполнять взятые на себя функции, пока фюрер не подберет достойного и квалифицированного офицера на это место. В течение следующих двух или трех часов я получал все тот же ответ. Наконец утром 22 июля в министерство приехал сам Гиммлер в сопровождении генерала войск СС Юттнера. К моему великому изумлению, оказалось, что рейхсфюрер СС назначен командующим армией резерва. Безусловно, Гиммлер был одним из наиболее преданных Гитлеру людей, но отнюдь не военным человеком, не солдатом. Ну мог ли он исполнять обязанности высшего руководителя этой армии, роль 'номер один' для страны в сложившихся обстоятельствах? Про себя я отметил, что генерал Юттнер отнюдь не в восторге от своей новой должности заместителя командующего, которая возлагала на него обязанности непосредственного управления тыловыми войсками. Гиммлер, собрав офицеров министерства, произнес экспромтом речь, объявив путчистов очень узкой группой влиятельных лиц, группой, тщательно законспирированной и сознательно ограничившей свою численность во избежание провала. Окинув взглядом притихшую аудиторию, я отметил у всех одну реакцию: очевидное
