– Или так, действительно, само получится. Хороший выход, – кивнул капитан.
Я посмотрел на него с ужасом. Как бы я ни относился к Робин, решение выглядело слишком экстремальным.
– Ну нет, – вскинула нос Сандра. – Так, при всем моем уважении, нельзя. Если она не жалеет себя, когда пишет, значит, надо заставить ее писать. Или нет, не заставить – увлечь. Правильно?
– Отличная идея! Приступайте.
– У нас не получится, – мрачно пробурчала Сандра, когда мы вернулись на бак, освещенный зеленым и красным фонарем, докуривать трубки. – Кажется, прошло время доверительных разговоров с Робин.
– Надо на нее библиотекаря напустить, – нашелся я. – Пускай даст ей почитать что-нибудь, подкинет какую-нибудь идею… Ну, он же может.
– Действительно. Лишь бы согласился. Сходи ты к нему! Он вроде бы к тебе хорошо относится.
Библиотекарь согласился не слишком охотно, но мы не охоты от него ждали, а помощи. И он помог.
Через некоторое время Робин можно было уже заметить с высокохудожественным блокнотом в руках, видимо, этой канцелярской принадлежностью Хорхе ее и соблазнил. Как взаправдашний Хемингуэй, она самозабвенно строчила в блокноте карандашиком, и глаза ее горели.
Через некоторое время Том Лири снова начал являться в любом неподобающем матросу месте, потому что доставку почты ночной команде взяла на себя Робин.
– Все получилось, – сказал я капитану, когда он застал меня в штурманской после полуночи с очередным заковыристым узелком Эшли. – Не знаю, о чем она пишет, но, кажется, помогло.
– Я заглянул, – сообщил капитан. – Что-то на морскую тему. У девочки хороший слог.
– А почему это так действует, сэр? Все-таки это всего-навсего литература…
– А девушка считает, что мы всего-навсего реконструкторы, – усмехнулся капитан. – Но это у нее, кажется, проходит. Волшебная сила литературы! Невозможно пред нею устоять.
Андрей Сен-Сеньков
Три мачты для бумажного кораблика
В воспоминаниях Адама Росдейла, директора Лондонского зоопарка (1934–1949), есть страницы о годах Второй мировой войны. В частности, о том, как, на всякий случай, уничтожали ядовитых змей, боясь случайной немецкой бомбы.
Бытие. Лот предлагает взамен ангелов своих дочерей. У них тоже есть крылья. Меньше размером, конечно, и не такие пушистые. Насильники не соглашаются. Их не переубедить. Они уже видели ангелов.
В одной биографии Анны Фрейд описываются ее сеансы с детьми. Внимательно вслушиваясь в их маленькие больные сны, она в это время вязала детские вещи. Потом доктор Фрейд дарила их своим пациентам. Обычно это были носки. Разноцветная шерсть психоанализа, согревающая ноги описавшихся ночью человечков, испуганно дрожащих в холодном взрослом коридоре.
Алексей Карташов
Книжка-раскраска на три страницы
Я уже перешел в третий класс. Папа уехал в поле, а мама отвезла меня к тете Свете на Белое море, пожила с нами три дня и тоже уехала, к папе. Они в таком месте работают, куда детей не берут. То есть маленьких не берут, вон сестра моя на следующий год с ними собирается в поле.
Я никак не могу понять, почему они говорят «в поле», когда там горы и лес, я же фотографии видел, папа показывал в прошлом году. А поле – это как у дяди Васи в деревне, под Костромой. Когда мы с ним в библиотеку ходили прошлым летом, надо было три километра идти через поле, а потом еще по селу. Зато библиотекарша давала сразу несколько книг, мне на неделю хватало. Я там искал «Волшебный мелок», который потерялся, когда мы переезжали с Дальнего Востока, но библиотекарша сказала, нету у них такой книжки и она никогда про нее не слышала. И никто из взрослых не слышал, а это моя любимая книжка была, про мальчика, который нашел волшебный мелок, и что им нарисуешь – сразу становится настоящим. Мы с сестрой любили придумывать, что бы мы нарисовали. Ну и ладно.
А здесь мне очень нравится, хотя море холодное, купаться нельзя. Но зато есть прилив и отлив, и когда отлив – можно собирать морских звезд на литорали. Местные называют ее «няша», а тетя Света говорит – давай называть правильно. Она биолог, они тут все лето живут, ходят в море, а потом сидят в лаборатории. Там такой интересный запах, многие морщатся, а мне нравится. И можно в микроскоп рассматривать морских зверюшек. И еще, тут настоящие белые ночи, не так, как в Петербурге, – совсем светло! Мне завешивают окно толстым одеялом и говорят – ночь наступила. Как будто я попугай, вроде того, который был у Джона Сильвера.
Только вот с книгами тут плохо. Одну я взял, «Таинственный остров», но уже прочитал. Библиотека есть в райцентре, туда плыть даже на большом катере целый день. Меня не берут, потому что меня начинает тошнить довольно скоро. Тетя Света говорит – я тебя живого не довезу, Ирка меня убьет. Ирка – это моя мама, она старшая сестра, и тетя Света ее боится. Поэтому я читаю книжки по биологии, они, конечно, интересные, но картинок мало.
Завтра мы поедем в бухту биофильтров. Биофильтры – это так называют морских животных, которые через себя прокачивают воду и всю грязь съедают. Их там, говорят, очень много, и можно прямо с берега на них смотреть. А еще Виктор Николаевич, это директор лаборатории, сказал, что там можно встретить «Летучего голландца». Про «Летучего голландца» мне сестра рассказывала, но я не верю, что он может сюда заплыть, это же сколько идти от мыса Горн! Я посмотрел по карте, очень далеко, другой край океана. Виктор Николаевич меня выслушал, засмеялся и говорит: я пошутил. Я ему сказал, что такими вещами не шутят, он опять засмеялся. Нет, он вообще не вредный, только иногда странный.
Я пишу письмо маме, и даже не знаю, писать про то, что было неделю назад, или не надо. Она не поверит и решит, что я тут с ума сошел, и будет волноваться.
Мы пришли в бухту биофильтров уже вечером (наш капитан говорит: «По морю ходят, а плавает…» – и потом неприличное слово). Обошли вокруг Киндо-мыса, там было сильное течение, нас прямо несло, а потом, когда обогнули, уже быстро добрались. Меня почти не тошнило, целых два часа. И капитан дал мне в одном месте подержать штурвал! Я боялся, что меня сразу уложат спать, но мы сначала разгружались, потом ставили палатки, потом костер разводили, ужин готовили, а потом взрослые пели песни. Тетя Света все время сидела рядом с Мишей, который на гитаре играл, и только с ним разговаривала, и про меня забыла. А я сидел тихонько, чтобы не прогнали.
Наконец она спохватилась и отвела меня спать – мой спальник положили в избушке, тут еще маленькая избушка есть, но всем не поместиться. Потом я проснулся, потому что захотелось сбегать по-маленькому, и сообразил, что я не знаю, есть здесь туалет, а если нет, то куда можно