рот, вам разнесёт полчерепа, и на красивый посмертный снимок нельзя будет расчитывать!
– Кто сказал, что я выстрелю себе в рот?! – открыла глаза Полина и вдруг захохотала: – Да я лучше укокошу всех вокруг, чем нанесу вред собственной внешности! Знаешь, что я думаю?!
– Что?
– Ты тоже спала с моим мужем!
– Бред!
– Спала, спала, я это вижу по твоим блудливым глазам, по твоему гладкому лбу, в котором наверняка литр ботокса, и по твоей груди, в которой напиханы силиконовые протезы! Скажи, он делал тебе операции, а ты за это спала с ним?!
– Чушь! – от возмущения Лидия стукнула кулаком по столу. – Вы сумасшедшая! Мне всего двадцать один год, у меня свой лоб, своя грудь, и я плевать хотела на вашего потасканного ГГГ!
– Тогда откуда ты знаешь, про беременность Алины? – Полина нацелила пистолет Лидии в лоб. Может, он был не заряжен, может, это вообще была пластмассовая игрушка, но у Лидии подкосились ноги и она села на убранную сиреневым шёлком кровать. Никогда смерть не смотрела ей в лицо так близко и выразительно.
– Я случайно подслушала разговор! Я, честно, никому ничего не сказала!.. Уберите оружие!!!
– Нет! Я буду держать тебя на мушке, пока мой ГГГ не вернётся!
– Вы так любите мужа? – в надежде на человеческие чувства в этом сумасшедшем, взбалмашном существе, спросила Лидия.
– Люблю?! – захохотала Полина. – Да, он мой кошелёк, моё положение в обществе, он – вся моя благополучная, безбедная жизнь! Он моё – всё!! Идите, захомутайте известного, богатого человека, когда у вас за душой ни денег, ни образования, ни воспитания! Знаете, сколько на него было охотниц?!
– Не знаю! – закричала Лидия. – И знать не хочу! Уберите оружие и отпустите меня! Можете облиться бензином, вскрыть вены и пусть себе пулю в лоб, а меня отпустите!!!
– Не могу, – улыбнулась Полина. – Ты слишком много разнюхала, маленькая соплячка. – Она взяла телефон, валявшийся в кресле, и одной кнопкой сделала вызов. – Крис, – сладким голосом пропела Полина, – Крис, детка, передай всем, кому можешь, что если мой ГГГ не вернётся, я застрелю малолетку Лидию, которую опекала старуха. Ха-ха! Вот скандалище-то будет! Ха-ха-ха!!!
Что-то Пашке было паршиво.
Мучили фантомные боли в сердце, желудке и мочевом пузыре.
А ведь при жизни он на здоровье не жаловался!
Полночь должна была наступить вот-вот, а настроения заниматься земными делами не было. «Не в образе» – так, кажется, называлось это у актёришек средней руки.
Вспомнив о своём прижизненном статусе гениального актёра, Пашка приободрился, встряхнулся и заставил свои внутренние органы отмереть.
Полночь должна вот-вот наступить.
Волшебное время!
Любимая роль. И сам себе ражиссёр.
Горазон шарахнулся на кухню, но, не найдя там ничего, чем можно обозначить своё присутствие, решил заняться делами без шумовых эффектов.
Предстояло поболтать с Федей Башкой. По-дружески, без наездов, – просто поболтать по душам, – глядишь, вместе вспомнят какую-нибудь подробность, бросающую свет на уровень воды в бассейне в тот роковой вечер…
Федька находился в странной комнате, расположенной буквой «г». Наверное, архитекторы не знали, как скрыть излишки территории, вот и изобрели такой аппендикс. Несмотря на поздний час, Башка сидел по- турецки перед низким столиком и сам с собой играл в шахматы. Дурнее занятия для лесного жителя трудно было представить, но вид у Федьки был умный, верхняя губа азартно дрожала, а левой рукой он то и дело по-обезьяньи чесал затылок. Освещал весь этот пейзаж тусклый ночник.
Горазон хотел с размаху плюхнуться прямо в центр шахматной доски (ведь быстрота и натиск в дружеской беседе – главный залог успеха!), но в последний момент передумал. Очень уж красивую комбинацию разыгрывал Федька.
Ночник Пашка гасить не стал, он совсем не мешал и придавал своим светом ещё больше мистичности его появлению.
– Привет, Башка! – крикнул Горазон и немедленно спрятался за угол, образуемый буквой «г».
– Здорово, коли не шутишь, – не отрывая глаз от шахмат, пробормотал Федька. – А кто это?! – вдруг опомнился он и огляделся слегка полоумным взглядом.
– Я! – высунулся из-за угла Пашка и тут же спрятался.
Башка потёр виски и смахнул фигуры на пол, сказав «Доигрался!» таким тоном, каким говорят «Допился!».
– Федька! – рявкнул из-за укрытия Горазон.
– Ась?! – без признаков страха бодро отозвался Башка.
– Кто я?! – высунулся из-за угла Горазон.
– А кто ты?! – отчего-то посмотрел на потолок Федька.
– Пашка я, Горазон! Для тебя – Павел Иванович!
Фёдор встал, прошёлся по короткой стороне буквы «г» и отчего-то начал делать зарядку – взмахи руками и приседания.
Горазон разозлился.
Конечно, он понимал, что его появление заставляет вести себя людей неадекватно, но не зарядку же делать в пол-первого ночи!
– Пашка я! – повторил Пашка и поставил Башке подножку. – А для тебя – Павел Иванович!
Башка упал, посмотрел на Пашку и постучал себя по лбу.
– Думать надо, Павел Иванович, когда являешься!
– О чём?
– О любви, б…ть, – огрызнулся Башка, вставая с пола.
– Чудак-человек, – захохотал Горазон. – Страшно тебе – ори, чего ты придумываешь способы, как казаться невозмутимым?!
– А-а-а-а! – заорал Башка так, что на Горазона посыпалась пыль с полок, а мочевой пузырь напомнил о своём земном предназначении.
– Думать надо! – постучал себя по лбу Пашка.
– О чём? – вежливо осведомился Фёдор.
– О любви, соответственно, – ответил Горазон, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией.
– Вот чего я меньше всего хотел бы, Павел Иванович, так это думать о любви в твоём голом присутствии. – Фёдор сел по-турецки перед столиком и глубоко задумался, глядя на пустую шахматную доску.
– У нас, у призраков, одеваться не принято, – сказал Пашка, садясь напротив Башки тоже по- турецки.
– А что у вас принято?
– Шалить. Пугать. Искать своего убийцу.
– Как бы я хотел, чтобы ты шалил, искал и пугал без меня, Павел Иванович!
– Не получится, Фёдор. Ох, не получится! А знаешь, почему? – Пашка взмыл под потолок и два раза облетел вокруг люстры, словно спутник вокруг планеты.
– Почему? – поднял вверх глаза Фёдор.
– Потому что, когда я погиб, ты, Башка, раздвоился! – Пашка плюхнулся на прежнее место и прикрыл стыдное место шахматной доской.
– В смысле – раздвоился? – не понял Башка.
– С одной стороны ты всё время был со мной, а с другой – Ксюня видела, как ты на кухне доставал из её передника ключ от подсобки, где спускают воду в бассейне.
– Ты ей веришь?!
– Верю, Федя, верю. Призракам всегда говорят только правду.
