– Чтобы подозрение упало на меня! – выкрикнула Полина и вдруг зарыдала: – Алиночка! Сестра! Мы так хорошо начали зарабатывать! Наши картины пачками скупали богатые иностранцы! Они давали за них по тридцать тысяч долларов!..
– Ладно, – махнула рукой Дарья Волгина. – Мне всё равно терять нечего, поэтому я всё расскажу. Да, я действительно боялась разоблачения, тем более, что старуха неизвестно что задумала с этой своей фиктивной смертью. Я боялась Иды, и, если честно, очень надеялась, что без еды и воды она помрёт в подсобке по-настоящему. Да, Алину убила я. А всё потому, что у Сметаниной поехала крыша. Она захотела всего и сразу. Мало того, что она бросилась шантажировать Георгия Георгиевича своей несуществующей беременностью, так ещё и возомнила себя великой сыщицей. Несколько недель назад она разнюхала, что я вовсе не Мила Брагина, а Дарья Волгина, и работаю на киностудии «Магнус». Пришлось окунуть её в пруд, иначе бы у девушки был большой соблазн вывести меня чистую воду, получив при этом все бабкины деньги.
– Как это – несуществующая беременность? – прошептал Гошин. – И как Алинка могла узнать, что ты совсем не та, за кого себя выдаёшь?!
– Мир тесен, – вздохнула Дарья. – Так тесен, что не знаешь, где встретишь своего соседа по детской песочнице… Смешно сказать, но Сметанина оказалась лучшей подругой нашей гримёрши Аньки. Они вместе учились в художественном училище. Однажды Сметанина заглянула на работу к подруге, чтобы выпить кофе в нашем буфете, и увидела за столиком меня. Конечно, она поинтересовалась, что делает на киностудии учительница французского языка. Аньке палец в рот не клади, она выложила Алине всю подноготную про меня, а мне про Алину. Например, то, что Алинка собирается заявить своему богатому любовнику про беременность, хотя никакой беременности нет. Алина поняла, что мне известна её тайна, поэтому молчала, что я невеста человека, который покончил с собой из-за Горазона, и что я обманом проникла в дом Иды Григорьевны. Ситуация получилась как с братьями – я боялась её, а она меня! Но я не могла больше рисковать. Я понимала, что Ида неспроста затеяла свои похороны, собрав на них тех, кого она подозревала в убийстве Пашки. Я понимала, что за всем этим кроется какая-то игра, и на кону стоит солидное вознаграждение. Алина была глупа и корыстна. Я не могла больше рисковать!!! Я только выжидала подходящий момент…
Поздним вечером я подслушала разговор Алины и Гошина. Она угрожала любовнику громким разоблачением, а он ни в какую не соглашался пойти на её условия. После скандала с ним Алина в расстроенных чувствах пошла к пруду. Это конфликт показался мне идеальным поводом избавиться от ненужной и опасной свидетельницы. Было бы идеально изобразить самоубийство Сметаниной, но… она была не из тех, кто отдаёт свою жизнь без боя. Алина была глупа и корыстна… Пришлось действовать грубо и примитивно, как в дешёвом триллере. Благо, у Ксюни в доме всегда бардак, и спортивный инвентарь валяется в холле. Я взяла клюшку для гольфа и пошла за Алиной. Судя по всему, она была очень раздражена, но не сильно расстроена, потому что бормотала себе под нос: «Скотина! Нет, ну какая же ты, Гошин, скотина! Посмотрим, как умоется твоя Полина, когда я откажусь писать для неё картины!!» Я поняла, что между сёстрами есть какие-то творческо-коммерческие отношения, и это тоже было мне на руку, потому что получалось, что у Полины есть не один мотив избавиться от сестры.
Я стремительно догнала Алину, замахнулась, но она всё же успела обернуться. Эта корова мгновенно всё поняла, с проворностью ящерицы сняла туфлю и замахнулась на меня шпилькой. Ха-ха, с туфлёй против металлической клюшки!..
Я засмеялась ей в лицо.
Она так рьяно бросилась на меня, что поскользнулась и упала. Её дурацкая шляпа свалилась в траву. Я размахнулась и ударила её по затылку. Оказалось, это отвратительно – бить человека по голове. Даже самого глупого и корыстного. Что-то хрустнуло у неё там… Она потеряла сознание. Я поняла, что добить её не смогу. У меня был пистолет, но стрелять я не могла, выстрел привлёк бы внимание. Оставался один выход – пруд с его вязкой, гнилой водой. Выплыть оттуда даже в сознании было бы трудно. Я сняла с Алины вторую туфлю. Мне показалось диким – топить эту курицу в шпильках… Она оказалась лёгкая, как пёрышко. А может, у меня утроились силы. Впрочем, до воды было метра два. Я сама едва не свалилась в пруд, там очень скользкий, покатый берег.
А назавтра адвокат зачитал завещание. Я поняла, что успела вовремя. Если бы Алина осталась жива, она тут же заявила бы, что я невеста человека, которого убил Горазон, а значит я… – Дарья Волгина замолчала, нашла глазами силуэт Горазона и медленно произнесла: – Я рада, что ты сдох. Да, я стала убийцей. Это ты сделал меня такой.
– Я… – то ли согласился, то ли возразил Пашка.
– Ты сделал меня беспринципной, жестокой, безжалостной тварью. Но я ни о чём не жалею. Даша Волгина умерла вместе с Алексеем Красновым. Осталась её пустая, сгнившая оболочка. Меня нет! Нет!! Ты сделал это!! – Здесь нужны были слёзы, но слёз у Волгиной не оказалось, и почему-то именно этот факт сделал её слова страшными и правдивыми.
– Прости, – прошептал Горазон. – Прости, только я не понимаю за что…
– Я убила Алину, но всё равно осталась сидеть на вулкане, – пробормотала Дарья. – Оставались два братца-хоккеиста. Им в любой момент могло придти в голову попробовать заполучить бабкино наследство. Но всё же пока они были у меня на коротком поводке, потому что, по сути, убийцей являлся один из них – тот, кто спустил воду. Неприятность пришла с другой стороны. Рада…
– Да! – истерично крикнула Рада, прижав руки к груди. – Да, я захотела назвать имя убийцы Горазона! Я имею право на деньги этой сумасшедшей старухи! Только я и никто больше, потому что… – Она задохнулась, хватанула ртом воздух и продолжила: – Потому что, на её барыши Горазон раскрутился! Без этих денег он не стал бы таким знаменитым! У моего Алёшеньки не было богатой покровительницы. Он пытался пробиться сам! И вот что из этого получилось! – Она зарыдала, упав на колени, и Ксюня посмотрела на неё сочувственно, но немного брезгливо. – Вы сожрали его! Уничтожили! Он был добрый, порядочный, нежный и очень талантливый! Он не смог вынести жестокости и продажности этого мира! Он ушёл, оставив меня медленно умирать от горя! А значит, я, – только я! – имею право на грязные старухины деньги!!! Все её отели и курорты, картины и драгоценности должны принадлежать мне!! Нет, Дашку Волгину я, конечно, любила и одобряла её желание отомстить Горазону. Я даже помогала ей в этом. Но когда я поняла, что смерть моего сына может быть окуплена такими деньжищами, я переиграла. В сущности, кто мне эта Дашка?! Если б не она, Лёшеньку точно так же любила бы другая девушка. И точно так же мстила бы за него! А я – мать! У меня не будет другого сына, так хоть деньги должны стать моими!! На них я устроила бы посмертную славу Алексею Краснову. Я сняла бы про него фильм, давала бы интервью журналистам, издавала бы о нём книги. Я много чего придумала бы, чтобы прославить моего Лёшеньку и опорочить имя Горазона! – Рада, стоя на коленях, с размаху стукнулась головой о пол и зарыдала.
– Редкая дура, – прокомментировала её поведение Ида Григорьевна. – И где мои глаза были, когда я её спасала?
– Эта алкашка, – усмехнувшись, сказала Дарья, – собралась позвонить журналистам и, собрав всех в столовой, при камерах рассказать правду о том кто она, и кто я. И назвать имя убийцы Горазона! У неё даже не хватило ума сделать это тихо и тайно. Первым делом она в свои планы посвятила меня. Естественно, я не могла допустить такого бездарного провала!
Самым простым способом избавиться от мамаши, было просто напоить её. Я знала, что Ида боролась с алкоголизмом своей подопечной радикальным способом: попросила врачей вшить ей под кожу капсулу с лекарством, несовместимым с алкоголем.
Я украла у садовника несколько бутылок дешёвой водки и подсунула их в комнату Рады. К моему удивлению, она напилась, но не умерла.
– Я раскодировал её, – буркнул Георгий Георгиевич. – Я ненавидел бабкину привычку подбирать на улице всех несчастных и спасать их.
– Я поняла, что что-то не так, – кивнула Дарья. – Рада не умерла от алкоголя, и нужно было срочно что-то предпринимать. Времени оставалось в обрез. Я позвонила Родимцевой на мобильный и сказала, что мне очень плохо, что я задыхаюсь от приступа астмы в зимнем саду. Господи, как эта алкашка перепугалась! Как же, её главный козырь, её главное доказательство умрёт, и она ничем не докажет, что я убийца!! Денежки уплывут! Курорты, отели, картины и драгоценности, – ничто не достанется ей взамен сына! Родимцева, сломя голову, примчалась ночью на крышу. Вместо того, чтобы принести мне лекарство, она
