Первым делом Мартин нарисовал два кружочка и подписал их «Ирина-1» и «Ирина-2». Потом перечеркнул кружки. Рядом нарисовал третий кружок, «Ирина-3», и поставил жирный вопросительный знак.
На этом этапе Мартин глубоко задумался.
Библиотека. Прерия. Аранк.
Три планеты. Две первые хранили в себе те или иные древние артефакты, которые Ирина Полушкина собиралась исследовать. Но мир аранков был древним сам по себе, и уж конечно, аранки изучили загадки своей планеты. Зачем же Ирине туда отправляться?
Главный вопрос – каким же образом «Ирина Полушкина, одна штука» превратилась в трёх взбалмошных девиц, Мартин решил пока не трогать. Версию с сёстрами-близнецами, изложенную шерифу, он, конечно, всерьёз не воспринимал. Скорее это было делом рук ключников… с них станется копировать девчонку. Вот только зачем?
И очень, очень сильно напрягали Мартина две случившиеся смерти. Пока их можно было отнести к досадным совпадениям, но начинала уже угадываться в происходящем какая-то система – неприятная, мрачная и, возможно, вовсе не подвластная человеческому разуму.
Вздохнув, Мартин пририсовал на схему квадратик, которым по какой-то прихоти восприятия решил обозначить себя, любимого. Выбора у квадратика особого не было. Либо отправиться на Землю – Мартин провёл жирную черту внизу листа – и отчитаться перед Эрнесто Полушкиным. Либо посетить планету аранков, отыскать там гипотетическую третью Ирину и постараться оградить от всех возможных опасностей… уговорить вернуться домой… заставить подписать бумагу с твёрдым отказом от возвращения.
Подумав о бумаге, Мартин сразу же вспомнил про письмо Ирины, написанное в баре за десять минут до смерти. Шериф изучал письмо очень пристально, но потом согласился отдать его Мартину – для родителей Ирины. Сейчас Мартин достал письмо и перечитал, морщась и борясь с ощущением, что над ним откровенно издеваются.
Мартин не считал себя экспертом по семейным отношениям, но просьба поцеловать собаку в сочетании с насмешливым тоном письма и подписью «ваша любимая Иринка» его смутила. Похоже, девчонка родителей ни в грош не ставила, считала, что ей всё сойдёт с рук, и вообще была душевно чёрствой особой.
Вот только не слишком вязался этот образ с криком «Не стреляйте!» и отчаянным броском под пули в попытке остановить перестрелку. Может быть, это письмо – отголосок семейных ссор? Выдрал Эрнесто любимую дочку или ещё как-то проявил власть, ну а в семнадцать лет это вполне серьёзный повод для обиды…
Мартин с кряхтеньем запечатал письмо в конверт, спрятал в рюкзак – вместе с жетоном Ирины. Нательный крестик он в этот раз брать не стал, Ирину обещали похоронить по-христиански.
– Нет, мало тебя в детстве пороли, – сказал Мартин задумчиво. И поймал себя на том, что разговаривает с Ириной не как с умершей, а в полном и глубочайшем убеждении – им предстоит встретиться снова.
Что ж, тогда и медлить не стоило.
Мартин оделся, грязные носки и бельё выбросил – не таскать же их с собой в ожидании прачечной. Подумал, не подремать ли пару часов, компенсируя ночной недосып, но, видимо, адреналина в крови было достаточно – спать не хотелось.
Он пошёл к Вратам.
Часть третья
Жёлтый
Пролог
Желает того человек или нет, но должны у него быть какие-то маленькие пунктики, слабости, отдушины от житейской суеты. Суровый политик, погрязший в интригах и предательстве, разводит рыбок и плачет, когда те болеют плавниковой гнилью, прожжённый ловелас бережно хранит фотографию одноклассницы, которая в его сторону и смотреть не желала, угрюмый мизантроп сюсюкает и тетёшкает над коляской с новорождённым младенцем, скучный и незаметный служилый человечек обнаруживает внезапно глубочайшие познания в области уйгурской культуры или индонезийских народных ремёсел.
Своё увлечение вкусной едой Мартин пунктиком считал лишь отчасти. Вкусно поесть все любят. Даже если взять какого-нибудь святого человека, всю жизнь отшельничавшего и смирявшего плоть питанием на хлебе и воде, – глядь, перед смертью зальётся слезами и покается: грешен был в чревоугодии, предпочитал хлеб ржаной – пшеничному, а воду из родника – воде из реки…
Ну а Мартин святым себя не считал, смирением плоти отродясь не занимался и любимому хобби предавался с удовольствием. Из путешествий он выносил не только впечатления и рулончики фотоплёнки (электронные камеры – это всё-таки профанация искусства, запечатлеть мгновение достойно лишь серебро), а ещё и обилие кулинарных рецептов.
Не слишком ценил Мартин кухню азиатскую, в том числе и прославленную китайскую, безоговорочно капитулируя лишь перед уткой по-пекински и курицей с апельсиновым соусом. Глубочайшие сомнения вызывала у него заокеанская гастрономия – хвалёные индейки под шоколадным соусом, ставшие притчей во языцех блинчики с кленовым сиропом и коктейль из фенилаланина и ортофосфорной кислоты, для маскировки называемый колой. К мексиканской кухне Мартин был более дружелюбен и порой готовил мясо с миндалём или гвакамоле.
Но вершиной кулинарии Мартин считал кухню европейскую, милостиво включая в Европу всю Россию с Сибирью и Дальним Востоком. Что может сравниться, к примеру, с настоящим венгерским гуляшем – нет, не с той жалкой мешаниной из картошки и мяса, какую подадут в российском ресторане, а густым острым супом, напоенным духом паприки и сладкого перца, обжигающим рот и согревающим тело?
Вот почему, выйдя из Станции-6 на Аранке, Мартин приостановился, принюхался, заозирался. И вовсе не запах чужого мира поразил его обоняние – на Аранке он уже бывал. В воздухе явственно пахло паприкой!
Станция-6 находилась в центре одного из крупнейших местных городов, если пользоваться человеческими мерками – это была почти всепланетная столица. Вокруг Станции вздымались небоскрёбы привычных, почти земных очертаний. В воздухе скользили – беззвучно и плавно – крошечные летательные аппараты. Тротуары текли под ногами, разнося многочисленных прохожих по их делам. В общем, город аранков выглядел как мечта земного футуриста, заставлял вспомнить советскую фантастику шестидесятых годов и грезить о звездолётах, Великом Кольце и Мире Полдня.
Но Мартина сейчас вовсе не интересовали чужеземные красоты. Он даже не обернулся на Станцию, выстроенную здесь в традициях аранков – из металла, стекла и бетона. Мартин покорно прошёл быстрый и вежливый пограничный контроль. Аранк-полицейский шлёпнул в его паспорт визу – аранкам очень нравилась игра в пограничную стражу, – с улыбкой залепил ствол карабина и дуло револьвера комочками чего-то, очень напоминающего хорошо прожёванную жвачку. Раскупорить стволы теперь можно было только при помощи специального растворителя, а стрелять из запечатанного оружия – гарантированно
