— Тысячи людей заняты только написанием материалов. Вы видели первый этап, который транслируется на всю поверхность Каллисто. Потом — ленты, фильмы, книги, журналы, постеры, брошюры, радио— и видео-постановки, заметки в газетах, комиксы для детей, слухи и сплетни, тщательно продуманная реклама… Непрерывный поток Янси в массы.
Зиплинг взял со столика журнал и показал Тавернеру заглавную статью.
— «Что у Джона Янси с сердцем?» Поднимает вопрос о том, как бы мы жили без Янси. На следующей неделе — статья о желудке Янси… Мы знаем миллионы подходов, мы пролезем в любую дырочку. Нас называют янсерами. Янси, как новый вид искусства! — ядовито закончил он.
— А что ваши коллеги думают о Янси?
— Надутый индюк, пустышка.
— И что, никого из ваших не убеждают его речи?
— Даже Бэбсон только посмеивается, Бэбсон — на самом верху пирамиды. Выше него только те, кто заказывает шоу и платит деньги. Не дай бог, не дай бог, если мы вдруг начнём верить в Янси… если мы вдруг решим, что эта пустота имеет смысл… Я не вынесу этого.
— Но почему? — спросил Тавернер с интересом. Скрытый микрофон передавал весь разговор в штаб-квартиру в Вашингтоне. — Почему вы решили порвать со всем этим?
Зиплинг подозвал своего сына:
— Майк, оторвись на минутку от игры, подойди сюда.
Тавернеру он объяснил:
— Майку девять лет. Он видит и слышит Янси с самого рождения.
Майк нехотя подошёл.
— Что, папа?
— Какие отметки ты получаешь в школе?
Мальчик гордо выпятил грудь; он был маленькой копией Зиплинга- старшего.
— Пятёрки и немножко четвёрок!
— Он весьма умён и сообразителен, — сказал Зиплинг Тавернеру. — Прекрасно считает, отлично усваивает географию, историю…
Он снова обратился к Майку:
— Я задам тебе несколько вопросов, и хочу, чтобы наш гость послушал, как ты на них ответишь. Понял?
— Хорошо, пап.
Зиплинг мрачно задал первый вопрос:
— Мне хочется услышать, что ты думаешь о войне. Вам рассказывали о войне в школе, вы проходили основные войны в нашей истории, так ведь?
— Да, мы проходили про Американскую Революцию, и про Первую Глобальную Войну, и про Вторую Глобальную Войну, потом про Первую Ядерную… и ещё про Войну между колониями Марса и Юпитера.
— Мы распространяем уроки Янси в школах в рамках программы государственных субсидий, — пояснил Зиплинг. — Янси рассказывает школьникам об истории, раскрывает смысл исторических событий. Янси объясняет им естественные науки. Янси рассказывает об основах этикета, и об астрономии, и о миллионах прочих вещей. Но я никогда не думал, что мой собственный сын…
Голос его предательски задрожал.
— Итак, ты знаешь, что такое война. Расскажи мне теперь, что ты думаешь о войне.
— Война — это плохо, — бодро ответил Майк. — Война — это самая ужасная вещь на свете. Войны чуть не уничтожили человечество.
Пристально глядя на сына, Зиплинг спросил:
— Кто-нибудь сказал тебе, чтобы ты так отвечал? Заставлял тебя это сказать?
Мальчик неуверенно проговорил:
— Нет, папа.
— Ты действительно в это веришь?
— Да, папа. Ведь это правда? Война — это очень плохо?
— Война — это плохо, — Зиплинг кивнул. — А что ты можешь сказать о справедливой войне?
Майк не медлил с ответом ни секунды.
— Конечно же, мы должны вести справедливые войны.
— Почему?
— Ну, мы же должны защищать свой образ жизни!
— Почему?
— Потому что мы не можем позволить им просто раздавить себя. Это только раздразнило бы агрессора, и власть захватили бы те, кто обладает грубой силой. Мы не можем этого допустить. Нам нужен мир, управляемый законом.
Зиплинг устало прокомментировал:
— Я написал эти бессмысленные, противоречивые слова восемь лет назад…
Он внутренне собрался, и продолжил:
— Итак, война — это плохо, но мы должны вести справедливые войны. Представь себе, что наша планета, Каллисто, вступает в войну… с кем бы… ну, скажем, с Ганимедом.
Зиплинг не мог скрыть иронии в голосе.
— Просто наугад, пальцем в небо. Итак, мы воюем с Ганимедом — это справедливая война? Или просто война? Хорошо это или плохо?
На этот раз мальчик задумался, насупившись, размышляя о чём-то.
— Каков же твой ответ? — холодно спросил Зиплинг.
— Ну, это… Я не знаю… Но ведь когда война начнётся, кто-нибудь нам это скажет? То есть, справедливая она или нет.
— Конечно, — Зиплинг чуть не подавился. — Кто-нибудь непременно скажет. Возможно даже, сам мистер Янси.
— Правда, пап, мистер Янси нам всё объяснит, — с облегчением выдал Майк. — Я могу ещё поиграть?
Наблюдая за отошедшим в угол Майком, Зиплинг повернулся к Тавернеру.
— Знаете, во что они играют? Это Гиппо-Гоппо, любимая игра внука сами— знаете-кого. Угадайте с трёх раз, кто её придумал.
Тавернер помолчал.
— И что вы предлагаете? Вы сказали, что с этим что-то можно сделать.
— Я знаю проект в деталях, — на лице Зиплинга промелькнуло хитрое выражение, потом оно снова похолодело. — Я знаю, как в его работу можно вмешаться. Но для этого кто- нибудь должен держать власти под прицелом. За девять лет я нашёл ключ к личности Янси, ключ к новому типу людей, которых мы здесь выращиваем. Он очень прост. Именно он делает личность достаточно податливой для манипуляции.
— И в чём же он? — спросил Тавернер терпеливо. Он надеялся, что в Вашингтоне всё слышат ясно и отчётливо.
— Всё, во что Янси верит — пресно, вяло, безжизненно. Его идеология на девяносто процентов состоит из воды. Мы приблизились, насколько это возможно, к полному отсутствию убеждений… вы обратили на это внимание. Там, где это было возможно, мы уравновесили или устранили
