выше того, кто посадил ее в машину, а потом она вспомнила, что русые волосы на кухне выглядели рыжими, а сейчас, в коротком свете от зажигалки, - темными), - ты неправильно говоришь. Обе буквы маленькие: бог из машины. Ну, заурядный такой бог из 'лексуса', к примеру. Хотя может быть и холодильник, и стиралка. Из микроволновки не люблю. Мне не сложно, но люди очень пугаются.
- Хорошо, - опять сказала она, поддерживая игру. - Ты - бог-из- машины-с-маленькой-буквы. Тогда рассказывай, от чего ты меня спас. От похищения картошки и курицы или от гнусного изнасилования в луже?
- От двух остановок пешком под дождем, ужина в обществе кота и одинокой ночи. А ничего другого ты и не просила. Понимаешь, - он сел на диван, опять щелкнул зажигалкой, сейчас профиль был резким, почти индейским (миллион лет назад его обладателя звали Леша, был он битник, циник и слаломист), - я не выбираю, куда идти. Все, что нужно, - совмещение вашего желания, моего наличия... как бы тебе сказать, - с изнанки, - и свободный механизм максимально близко. Этот 'лексус' был на больничной стоянке. Собственно, он уже снова там.
Она потянулась к пачке и не слишком удивилась, ощутив в пальцах сигарету. Игра в 'никак не могу прикурить' сработала странным образом: он отодвинулся и, держа зажигалку, как маленький факел, возле лица, продемонстрировал: левый-профиль-фас-правый-профиль. Сейчас мочки ушей были нетронуты, волосы подбриты на висках, а хвостик сократился до кургузого недоразумения, как у Николсона в 'Иствикских ведьмах'. 'Миша', - подумала она, вытаскивая из памяти имя нереализованной студенческой любви.
- А что же ты делал, когда не было машин?
- Появлялся без машин. Строго говоря, я и сам не понимаю, как это случилось. Всего-то надо было забрать одного актера, и я решил, что появиться на трапеции во время его вознесения на Олимп будет забавно.
- И что?
- Понятия не имею. Неразрывная связка с техникой. Театральные механизмы, поворотные круги, мельницы. Кстати, ты не задумывалась, отчего мельники знаются с чертом? Трактирные вертелы, осадные башни...
- Игрушки Леонардо.
- Умница. Игрушки Леонардо. Я думаю, половину он сделал в надежде еще раз выловить меня.
- А просить можно что угодно? Ну, - она хихикнула, - до мира во всем мире включительно?
- Не знаю, пока никто не просил. Леонардо в первый раз достался кувшин холодного вина, а во второй - какой-то особо прочный приводной ремень. А то у него рвался то и дело.
- Слушай, я чувствую себя девочкой-дебилом из анекдота. Знаешь, да? Нет? Идет девочка-дебил, а навстречу ей ты, к примеру, и говоришь: 'Повезло тебе, девочка, можешь загадывать три желания'. 'Ого', - обрадовалась девочка и заказала себе вот та-акой нос, вот та-акие уши и вот та-акой хвост. Получила и стоит довольная, а золотая рыбка, то есть ты, ее спрашиваешь: 'Девочка, а почему ты не пожелала стать красивой, умной и богатой?' - 'А что, можно было?!'
- Можно, наверно. - Сейчас у него были широкие плечи и очень крупные кисти рук. Я, пожалуй, позавтракаю тут. Яичница с ветчиной, и что там ты еще обещала? Да, и кофе.
31.12.2007
- Командовать парадом буду я, - сказал Слава, протягивая букет из пяти белых хризантем, и перекинул через плечо воображаемый шарф. - Радость моя, - он уселся в кресло, - ты привлекательна, я - чертовски привлекателен, кто у нас муж - мы в курсе, чего ж время терять? Машина внизу, столик заказан, играет 'Несчастный случай', и не ври, что ты идешь к Тане, они это делают в Египте, я звонил. Шампанское, культурное общество - смотри, я даже побрился, интима не предлагаю, пока сама не попросишь. На сборы и все про все - час двадцать, ну полтора. Кстати, синее платье тебе а-бал-ден-но идет.
- Кот, - сказала она, стоя у лифта, в синем платье с неровным краем и замшевых туфлях с ремешками накрест. Я забыла покормить Миста. Ему тоже положен Новый год.
Лариса закрыла дверь и на секунду прижалась к ней спиной. Мист зевнул, медленно стек с кресла и, не оглядываясь, потрусил на кухню.
- И ты, мохнатая сволочь, мной помыкаешь, - обреченно сказала она, щелкая выключателем.
'Ненавижу, - подумала Лариса осторожно, берясь за ручку холодильника. И еще раз, уже увереннее: - Ненавижу. Куда угодно, как угодно, только подальше отсюда...'
Дверь холодильника подалась вперед, предваряя рывок.
- Лар, - произнес насмешливый голос, - пока я не вышел, не могла бы ты конкретизировать свое 'подальше'? Хотя бы задать направление, время и имущественное состояние.
ЮКА ЛЕЩЕНКО
1/64
Алексей Михайлович жил очень хорошо, особенно летом на даче, где был кисель по утрам, гамак, лягушачий пруд, полуденный сладкий сон на пухлом животе подушки, от которого склеивались волоски на затылке и пахло во рту полынью. Прилетали нежные вечерние комары, целовали в плечи, луна всплывала из колодца и плеском будила кузнечиков, приходил клетчатый сосед, расставлял фигуры, кхекал и двигал локтями - левая, правая? - и когда выглядывал из его гладкой ладони белый шлем маленького солдата, Алексей Михайлович победно подмигивал своему отражению в зеркале. Дыша то окрошкой, то мятой, бродила вокруг жена Наталья Сергеевна, дети лежали, умытые и тихие, в кроватях, кошка пила молоко, и где-то за лугом гудела электричка.
Проводив понурого соседа, Алексей Михайлович еще немножко гулял, трогал пальцами воздух, тропинка завивалась, петляла, но всегда приводила обратно к двери, за которой опять была жена Наталья Сергеевна с вопросами в голове и словами на языке.
- Ну что ты маешься? - спрашивала она, взмахивая простыней, как крылом. - Что ты все ходишь, мычишь что-то? Что у тебя - бес в ребро? На сторону потянуло? Так ты ж все время под присмотром у меня.
Алексей Михайлович улыбался и шуршал газетами. В будильнике тренькали минуты, мотылек метался над оранжевым абажуром, ночь проходила за домом, задевая влажным от росы подолом оконное, со звонкой трещинкой, стекло, а Наталья Сергеевна не унималась.
- А что ты молчишь? И глаза как у спаниеля. Я помню эти глаза. Ты на меня этими глазами двадцать лет назад смотрел. А теперь на кого? Кто она, ну?
