Смотрительша. Что же он не обогреется?
Битков. Не желает. Уж мы с ним бились, бились, бросили. Караулит, не отходит. Я ему вынесу. (Встает.) Ой, буря... Самые лучшие стихи написал: 'Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя...' Слышишь, верно; как дитя. Сколько тебе за штоф?
Смотрительша. Не обидите.
Битков (швыряет на стол деньги широким жестом). 'То по кровле обветшалой вдруг соломой зашумит... То, как путник запоздалый, к нам в окошко...'
Входит станционный смотритель. Подбегает к внутренним дверям, стучит.
Смотритель. Ваше высокоблагородие, ехать, ехать...
Во внутренних дверях тотчас показывается Ракеев.
Ракеев. Ехать.
Конец
КОММЕНТАРИИ
Впервые опубликована в сборнике пьес: Булгаков М.А. Дни Турбиных. Последние дни (А. С. Пушкин). М., 1955. Затем: Булгаков М. А. Пьесы. М., 1962; Булгаков М. А. Драмы и комедии. М., 1965; Булгаков М.А. Пьесы. М., Советский писатель, 1986; Булгаков М.А. Кабала святош. М., Современник, 1991.
Публикуется по расклейке последнего издания.
У истоков этой публикации стояла Е. С. Булгакова, а Л. Е. Белозерская, участвуя в составлении сборника 'Пьесы-86', как бы подтвердила правомерность этого выбора.
Этот текст возник в итоге театральной доработки: так вместо названия пьесы 'Александр Пушкин' стало: 'Последние дни (А. С. Пушкин)', сокращены некоторые реплики и ремарки.
Премьера спектакля 'Последние дни (Пушкин)' во МХАТе состоялась 10 апреля 1943 года. И за этим текстом пьесы сохраняется право на публикацию.
Кроме того, в основном корпусе тома печатаем 'окончательный текст' пьесы 'Александр Пушкин', датированный 9 сентября 1935 года, который по общему мнению исследователей является второй редакцией пьесы (См.: ОР РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 6 / Булгаков М. А. Собр. соч. в пяти томах, т. 3, М., 1990).
В Приложении публикуем рукопись пьесы 'Александр Пушкин', законченной 27 марта 1935 года / См.: РГБ, ф. 562, к. 13, ед. хр. 5. Впервые: Булгаков М. А. Пьесы 30-х годов. СПБ, 1994/, первый вариант, законченный 29 мая 1935 года / ИРЛИ, ф. 369, э 28. Впервые: Булгаков М. А. Черный маг. Киев, 1990. Затем: Булгаков М. А. Пьесы 30-х годов. СПБ, 1994/, и
'Изменения в сцене бала' / ИРЛИ, ф. 369, э 220. Впервые: Булгаков М. А. Пьесы 30-х годов. СПБ, 1994/.
'Наброски из черновой тетради', 'Первый вариант' и 'Изменения в сцене бала' печатаются по ксерокопии книги: Булгаков М. А. Пьесы 30-х годов. СПБ, 1994. Подготовка текста и примечания - И. Е. Ерыкалова. Составитель использовал некоторые текстологические наблюдения подготовителей этих рукописей.
Вполне возможно, что мысли написать о Пушкине возникали у М. А. Булгакова еще во Владикавказе, во всяком случае в 'Записках на манжетах' он высказал свою любовь к великому писателю, защищая его в диспуте от оголтелых нападок пролеткультовского толка. О Пушкине в то время писали много и многие, а в 1937 году предполагалось отметить 100 лет со дня его гибели: театры готовы были к тому времени поставить пьесы. Так возникла мысль написать пьесу 'Александр Пушкин'.
Но в литературе о Пушкине было много противоречивого материала, много неясностей, сложностей, 'белых пятен' в биографии поэта. И Булгаков предложил В. В. Вересаеву, автору популярной книги 'Пушкин в жизни', написать пьесу в соавторстве: Вересаев поставляет материал, а Булгаков 'обрабатывает' его, создавая пьесу. Но из этого творческого союза ничего не получилось: о сложностях и противоречиях этой творческой работы можно прочитать в переписке двух писателей, опубликованной Е. С. Булгаковой в журнале 'Вопросы литературы' (1965, э 3), а также: Булгаков М. А. Письма. М., 1989.
Тщательно изучая материалы о Пушкине, в том числе и представляемые В. В. Вересаевым, М. А. Булгаков писал ему 20 мая 1935 года, когда работа над пьесой подходила к концу: 'Вы говорите, что Вы, как пушкинист, не можете согласиться с моим образом Дантеса. Вся беда в том, что пушкиноведение, как я горько убедился, не есть точная наука' ('Письма', с. 340).
Булгаков перечитал прежде всего самого Пушкина, его письма, дневниковые записи, воспоминания о нем и его времени, о его современниках. Особенно тщательно он изучил все материалы о гибели поэта. И здесь он нашел много противоречивых материалов, которые нуждались в критическом использовании. Прежде всего он поставил себе цель - 'воскресить минувший век во всей его истине' (А. С. Пушкин).
Ведь пушкиноведение - 'не есть точная наука'. Сам В. В. Вересаев высказывал неверные суждения. В частности, в статье 'В двух планах' он отделял Пушкина-поэта от Пушкина-человека: 'В жизни - суетный, раздражительный, легкомысленный, циничный, до безумия ослепляемый страстью. В поэзии - серьезный, несравненно-мудрый и ослепительно-светлый, - 'весь выше мира и страстей' (Вересаев В. В. В двух планах: статьи о Пушкине. М., 1929. с. 140). Многие не соглашались с такой огрубленной трактовкой личности Пушкина. В. Шкловский, по воспоминаниям В. Каверина, сказал, что книга В. Вересаева 'Пушкин в жизни' - 'это Пушкин, от которого отняли перо и чернила'. Критически отнеслись к этой книге такие известные ученые, как Н. Пиксанов, Д. Щеголев, М. Цявловский, Г. Винокур и др. М. Цявловский обращал внимание на то, что В. Вересаев упорно в своих статьях и книге 'Пушкин в жизни' развивал мысль 'о полной разобщенности Пушкина-человека и Пушкинапоэта'. И эти мысли В. Вересаева совершенно неприемлемы.
'Однако мысль В. Вересаева о 'двух планах' пушкинской личности оказалась очень живучей, - писал А. Г. Рабинянц. - В 1930-х г.г. в статьях других авторов она доводилась до крайности. С поэтом вообще не считались как с человеком, и он лишался каких бы то ни было личных мотивов, взглядов, желаний. О нем сочиняли самые разные, подчас странные книги и пьесы. В 1935 году самому Вересаеву пришлось защищать от таких авторов Пушкина, ибо, как он писал, 'даже при жизни Пушкина никакие Булгарины не печатали о нем подобных гнусностей', как некоторые ученые и критики в 1930-х г.г. Именно к пушкинистам обращался со словами 'пощадите классика!' В. Стенич, в борьбе за 'пристойное обращение с пушкинским наследием' нужны были очень серьезные меры'. (А. Г. Рабинянц. Из творческой истории пьесы М. Булгакова 'Александр Пушкин'. Булгаков и пушкинистика 19201930 г.г. - сб. 'Проблемы театрального наследия М. А. Булгакова', Л. 1987. с.79-80 и др.)
По письмам к В. Вересаеву и другим источникам установлено, что М. А. Булгаков тщательно изучил и сделал выписки из следующих книг: Щеголев П. Е. 'Дуэль и смерть Пушкина', Лемке М. К. 'Николаевские жандармы и литература 1826-1855 г.г.', 'Воспоминания' В. А. Сологуба, 'Литературные воспоминания' И. И. Панаева, 'Приключения Лифляндца в Петербурге', 'Петербургские очерки П. В. Долгорукова, 'Записки' А. В. Никитенко, Н. И. Греча и др.
А. Г. Рабинянц совершенно правильно отмечает: 'Булгаков создавал свое произведение в полемике с критиками, поэтами, пушкинистами. Взявшись за самую трудную, мало исследованную тогда историю дуэли и гибели, он самостоятельно изучал материалы, не принимая на веру ни одного пушкинистского утверждения'. Вместе с тем не лишено основания и другое утверждение: 'О роли Николая I в событиях пушкинской смерти Булгаков почти полностью согласился с А. Поляковым, П. Щеголевым, М. Лемке, Г. Чулковым, М. Цявловским, Б. Казанским', В этом вопросе Булгаков оказался не выше пушкиноведения 1930-х г.г. Сегодня, на основе новых материалов, автор книги 'Пушкин в 1836 году' С. Г. Абрамович пишет, что 'поведение Николая I в деле Пушкина не было, конечно, ни единственной, ни тем более определяющей причиной январской трагедии... Никакого 'адского' злодейства царь не совершил: наивно приписывать ему некие тайные козни и заранее разработанные планы, направленцые на то, чтобы погубить Пушкина. Николай I не давал себе труда быть интриганом, он был слишком самодержцем, чтобы испытывать в этом потребность' (Там же, с. 85 и 84).
А между тем А. Гозенпуд приводит многочисленные свидетельства в пользу именно роковой роли Николая I в гибели Пушкина: 'В пьесах В. Каменского 'Пушкин и Дантес' (1924) и Н. Лернера 'Пушкин и Николай I' (1927) трагедия затравленного светской чернью гения подменялась темой
