Бог богов и Владыка миров. Прямо над этой пещерой воздвигнут храм. Тело Шивы туда будет скоро доставлено. Но не хватало земного воплощения Дэви. А куда Шива без своей Дэви? Ему и поклоняться никто не станет. Даже не признают без нее, скажут, самозванец какой-то. Вот мы и ждали, вдруг она объявится? И точно. В “Дэйли-телеграф” читаем про этот ваш случай. Спрашиваем у астрологов, у предсказателей: “Да! — все они в один голос. — Это ОНА!”. Ну, и фотография — правда, плохо видно — перепечатка из русской прессы. Но никаких сомнений: Светлана Ильинична Бронштейн — земное воплощение богини Дэви.
Свами Бодхидхарма взял свой холщовый мешок и начал его развязывать:
— Вот, — сказал он, — индусы собрали пожертвования на это предприятие — рубины, изумруды, алмазы. И командировали меня к вам в Советскую Россию. Надеюсь, мы сможем договориться.
— Что ж, — ответил Николай Михайлович с тем знаменитым чувством собственного достоинства, которым всегда был славен гражданин Страны Советов, когда он вступал в подобные разговоры с богатыми иностранными туристами. — Конечно, ни за какие коврижки не отдал бы я никому свою дорогую Светлану Ильиничну. Но раз у вас так разработана вся философская подоплека, — поспешно добавил он, — ладно, берите ее у меня, а мне гоните поскорее ваши рубины, алмазы и изумруды.
Тут под окно капитана Орешкина подъехала “газель”, оттуда вышли два коренастых индуса с носилками. Они осторожно вынесли Свету Бронштейн из отчего дома и погрузили в машину.
Когда ее увозили, весь поселок Старых Большевиков повысыпал из своих домов, и все очень удивлялись, как наша тетя Света хорошо сохранилась! Она была снова юной девушкой, золотистый свет окружал ее, а с неба падали лепестки календулы и пионов.
Один капитан Орешкин по-прежнему не обращал на нее никакого внимания. Он схватил деньги, драгоценные камни и побежал покупать крупы, спички и макароны.
Старожилы рассказывают, что, когда он всего этого накупил под завязку, а сам сел посредине, довольный, что черная старость его теперь голыми руками не возьмет, сотни килограммов риса, гречки, пшена и крупы “Артек” внезапно обрушились на его голову.
Больше об отставном капитане Орешкине никто ничего не слышал, в то время как тетя Света сидит с Богом Шивой в глубокой нирване на священной горе Кайлаш, способствуя пробуждению Истины и Вселенской гармонии в наших заскорузлых сердцах.
В поселке, серьезно пострадавшем от сталинских репрессий, Степан Гудков опекал всех вдов репрессированных. Всем доставал хлебные карточки, предоставлял и стол, и дом. Хотя в те стремные времена мало кто с ними знался, это было опасно.
Матильда за всеми ухаживала, всем делала омолаживающий массаж по системе профессора Эриксона.
В поселке Старых Большевиков она была жрицей вечной молодости. Матильда владела рецептом неувядающей красоты: она делала уколы из яйца. Причем яйца нужны были неоплодотворенные. Из них не должны были вылупиться птенцы. Эта курица, которая несла такие яйца, вообще не встречалась с петухом.
Матильда была великая рукодельница. Шила, вышивала. Она любила вышивать болгарским крестом. Степан Степанович всегда ходил в вышитых рубашках. Из какой-нибудь драной кофты она могла вылепить шедевр!
Но все это в свободное от работы время. Была война. Немцы подходили к Москве. Наши готовились поднять в небо защитные аэростаты.
Сутками напролет Матильда шила чехлы на цеппелины.
Во время Великой Отечественной войны Степан работал на заводе. ЦАГИ — Центральный Авиационный институт в городе Жуковском. Тот самый, где когда-то его друг Ваня Поставнин сконструировал самолет “Максим Горький”.
Все годы, что дед служил на заводе, он обходился без пропуска. Любой дежурный на заводской проходной издалека видел: идет Степан Степанович, Степан Гудков — и этим все сказано.
Однажды вахтер Кривошеев, старый заводской кадр, остановил Степана у проходной и сказал:
— Степан Степанович! Мы тебя, конечно, знаем. Нам удостоверять твою личность не надо. Но время военное, сам должен понимать. Иди сфотографируйся на пропуск.
Степан взглянул на вахтера Кривошеева. Голосом, подобным грому, он произнес:
— Это относится к области преходящих явлений, Виктор Иванович, или к Вечной Реальности?
— Неважно, — стоял на своем вахтер. — Порядок есть порядок. Без фотографии я тебя больше не пущу.
— Ладно, — сказал Степан. — Я это сделаю только ради чувствующих существ, потерявшихся в своих заблуждениях.
Он пошел в фотографию — там был пластиночный фотоаппарат на треножнике, сел перед объективом и состроил кошмарную рожу. Его сняли, и он приклеил эту фотографию на удостоверение.
На заводской проходной прямо перед носом Виктора Ивановича Степан Гудков развернул удостоверение личности.
Что-то ужасное смотрело на вахтера с обычной черно-белой фотокарточки: грозное божество, царь с лошадиной шеей, зубы торчат изо рта и сверкают, волосы дыбом, глаза широко раскрыты, глядят устрашающе, а в глазах этого чудовища полыхает Огонь Рудры.
Виктор Иванович испытал страх, и ужас, и трепет. Он хотел убежать, но не мог покинуть пост. Поэтому он с силой захлопнул удостоверение Степана, чтоб никогда его больше не раскрывать. Но с этих пор стал относиться к Степану Степановичу еще более уважительно и благоговейно.
Степан, со своей стороны, заметил, что Виктор Иванович после этого случая сделался уж совсем молчаливым и задумчивым.
— Ты что такой невеселый? — спросил однажды Степан у вахтера.
— Меня с малых лет терзают вопросы, — признался вахтер Кривошеев.
— Какие, Виктор Иванович?
— Вот, например, почему одни с хорошей фамилией — Алмазов или… Сталин. А кто-нибудь другой — с нехорошей: как я — Кривошеев или мой сменщик — Данила Жопин? Потом, почему среди вахтеров, гардеробщиков и слесарей нет ни одного еврея, а среди главных инженеров их пруд пруди? Почему у Петра Григорьевича жена молодая и красивая, а у Николая Ильича — старая, угрюмая, сварливая карга? А я сам лично бобыль? И что бы было бы, если б я, Виктор Иванович Кривошеев, родился немцем? Тоже стал бы безжалостным фашистом? Или в подполье развернул бы антифашистскую борьбу?
— Эх, не о том ты думаешь! — сказал Степан. — Не те себе вопросы задаешь.
— Вот тебе на! — удивился Виктор Иванович.
— Понимаешь, — сказал Степан, — есть такие бессмысленные вопросы, что, даже получив на них ответ, человек ни на миллиметр не приблизится к Истине. Ломать над ними голову — только попусту время тратить. А есть вопросы, Виктор Иванович, которые как стрела, пущенная из лука, сами ведут тебя к пониманию тайны жизни, хочешь ты этого или не хочешь.
— А что это за вопросы? — заинтересовался вахтер.
