О себе (сборник)

Она (не знает, как вести себя в этой странной, волнующей ее ситуации, и решает все обратить в шутку; кокетливо). Ни за что! Я не люблю играть пьесы с двумя главными женскими ролями!.. Ха-ха-ха!.. Знаете, когда я только поступила в театр, прежняя премьерша, на все роли которой я была назначена, встала в кулисе… И когда я проходила на сцену, она молча и больно щипала меня… У меня зад был просто голубой от синяков.

И хотя мой тогдашний муж умирал от ревности — я ее не выдала! Потому что я — такая же! Я — собственница! Я даже гримерше своей запрещала гримировать других актрис! Ха-ха-ха!

Голос (серьезно). В твоей пьесе будет только одна женская роль… Ты должна сыграть ту, на кого так похожа… (Кричит.) Красавицу! Аполлинарию Суслову!.. Ее дневники ты мне представишь!

Она. Ха-ха-ха!

Голос. Не надо смеяться… Не надо со мной как с сумасшедшим… (Громким шепотом.) Ты ведь уже поняла, кто здесь, под диваном. (Замолчал. Потом почти жалобно.) Узнала? (Помолчав.) Это я — Федя…

Она (почти шепотом). Какой… Федя?

Голос (совсем тихо). Достоевский… Федя.

Она (стараясь смеяться). Ха-ха… (Замолчала. Потом, тихонечко кружась.) «Мы были на бале… на бале… на бале…»

Голос. «… И с бала нас прогнали! Прогнали по шеям!»

Внезапно Старая актриса замирает и опускается на пол.

Прошло несколько дней. Та же гостиная. Бородатый человек средних лет сидит на диване и глядит перед собой тяжелым, напряженным взглядом. Появляется Старая Актрисас книгами в руках. Она в изумлении глядит на странного субъекта, но тот будто не замечает ее. И вдруг Он начинает говорить — безостановочно и куда-то в пространство.

Он. Вы пришли навестить старого джентльмена под диваном? (Кричит.) Эй, старый клоун! Драчун! Эпилептик!.. Молчит!.. Ты будешь отвечать?.. Опять молчит! Может, окочурился? Говорят, неделю назад сюда пришла какая-то древняя раскрасавица с прелестным овалом лица…

Она. Я бы сказала — обвалом лица… Ха-ха-ха!

Он (будто не слыша). Ну, старый ловелас клюнул на ее антикварные прелести. А она возьми да грохнись в обморок. И на неделю исчезла… А он не выдержал разлуки — и, видать, предпринял путешествие по Пржевальскому… Хо-хо-хо!

Она. Ха-ха-ха! (Изумленно.) Это… вы?!

Он. А это — вы… Самая пора прочесть стихи: «Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце ожило…»

Она. Почему вы покинули ваше оригинальное гнездышко? (Передавая книги.) Спасибо за книги!

Он. Мегафон изъяли. А без мегафона трудно общаться с внешним миром… Человечество еще только приспосабливается к жизни под диваном… Пришлось вот лезть наверх — в толпу!

Она. Но вы — совсем молодой!.. Как вы очутились в этом доме?

Он. Пардон, старуха: этот дом — для (с ударением) инвалидов и престарелых. Я — эпилептик, то есть? Полноправный инвалид, член дома!.. А здорово ты грохнулась!.. Гляжу, кружится, как молодая коза, и — бац!

Она. Ну еще бы — узнать, что ты беседуешь с Достоевским! Если бы вам сообщили, что я — Вильям Шекспир или Сара Бернар?

Он. Я все равно не знаю, кто такая твоя Сара! (Хохочет.) Я про пивко все знаю!

Она. Но я-то знаю, кто такой Достоевский! И вот кружусь себе от восторга — ир- раз!! Я уже в этой… Ну?.. Черт!

Он (милостиво). В двадцать первой.

Она. Ну и что? Да, эти ужасные цифры — не моя стихия!

Он. А я обрадовался, когда ты шлепнулась: будет знать, ведьма, как терроризировать джентльменов под диванами! Ну а потом сменил гнев на милость и велел «мыслящей курице»: «Коли ведьма не окочурилась» — отдай ей «Дневник» мучительницы моей, раскрасавицы Аполлинарии Сусловой… чтобы старуха готовилась ее представить… и «Воспоминания» жены моей Анны Григорьевны… чтобы старуха все знала о той, кого я предпочел… чтобы поняла мой выбор.

Она. Спасибо. Ваши книги буквально поставили меня на ноги! Правда, меня несколько удивили дарственные надписи на этих книгах…

Он. А чего? Там написано: «Феде Достоевскому от его заочного дружка Льва Толстого». И еще: «Феде Достоевскому от Володи Высоцкого»… Понимаешь, старуха, мне стало так обидно, что твою книгу надписал Станиславский. И я все свои книги тоже надписал — любимыми именами… Рад, что книги пришлись тебе по сердцу и что ты горишь желанием представить мою Полину… О мучительный следок ее ноги! О Хлыстовская Богородица, о святая всех расстриг — Полина Суслова! Кстати, ты обратила внимание, ведьма, на подчеркнутые мною места?

Она. Ненавижу, когда портят книги!.. Но хочу отдать вам должное: вы все очень точно отметили… Получился готовый литературный монтаж — «Женщины Достоевского».

Он. Никак не хочешь сказать: «Твои женщины, Федя»… Тебя просто корежит, когда я произношу: «Мои», «Я»… Если бы ты знала, ведьма, каких духовных сил мне стоило понять, что я — это он. Кстати, ничего, что я зову тебя ведьмой?

Она. Меня так никто не называл… А я обожаю все впервые!

Он (шепотом ). Все случилось со мной, когда я письмоносцем работал. Зашел я, как всегда, в пивбар после разноски… там мужик — рыжий-рыжий! Ну типичный маг! Надрались мы с ним по-черному. И вот тут он говорит: «Знаешь ли ты, Федя, что после смерти дух наш переселяется в других людей, или в животных, или в растительность?» И вот с того дня он поселился во мне: начал я все время думать — кем же я был до себя… Вот ты, к примеру, кем была, старуха?

Она. Я?.. Камышовым медведем… или пингвином… Ну, чем-то очень нелепым.

Он. Нет! Ты — раскрасавица. Ты была наверняка райской птичкой или, на худой конец, павлином… Прости, у меня привычка отвлекаться, как у всех психов… Короче, хожу по улицам и думаю, думаю: кем же ты был, Федя? Не сплю, не ем… так бы и помер… Но тут рыжий маг подсунул мне Федино сочинение — «Идиот». Читаю — матушки родимые! Идиот в кавычках — да в этом же вес! мой пафос! Хватаю Федину биографию! Он — Федя, я — тоже. У него — припадки, у меня — тоже! Я проклинаю свои грехи, но держусь за них, он — тоже! Я всегда требовал принять меня таким, как есть, — «черненьким», он — тоже! И так далее! Бегу к рыжему магу… «Претензия у тебя слишком серьезная, — говорит маг, — надо тебе устроить самопроверку. Если ты — это он, то должен быть гениален в каком- нибудь роде искусства». Я тут же хватаю карандаш — и пошел чесать!

Она. Что… пошли?

Он. Рисовать в смысле. И эту первую же картину маг продал за тыщу рублев интуристу. А я все не устаю проверять. Берусь за стихи — и…

Она. Гениально?

Он. Ну точно! Читаю их рыжему магу — и он говорит: «Как дважды два четыре, ты — это он!» Ну, тяпнули мы с ним на радостях… Только не осуждай меня, старуха.

Она. Ну что вы… Я бы сама назюзюкалась, узнай, что я — Достоевский!

Он. Смеешься… Трудно тебе поверить, старуха. Это потому что ты все умом. Ум — смерть веры… Ты сердцем поверить старайся… Ты представляешь, как я обрадовался… что ты воочию представишь мне мою Полину?.. Неужели все оживет, старуха? Неужели я перенесусь в прошлое?..