Апокин. Только не убивайся! Посерела да похудела!.. И цветок неполитый!
Она. Не смей! Он всегда сам ее поливал. Вот говорят, цветы не чувствуют! Очень даже чувствуют: за три дня… до его ухода… герань слезы пролила… Представляешь, Федор полить ее хотел — и вдруг кричит: «Смотри, плачет». Представляешь, подхожу: все листы у нее мокрые! Видать, привязалась к нему — и потому и почувствовала…
Апокин. Тебе скажи — ты снежного человека увидишь!
Она. Замолчи, родственник… Федя! Федя! Он был — добрый! Цветы только добрых любят!.. Ну почему добрые на свете не заживаются! А вот злые…
Апокин
Она. И находить не надо! Когда любишь — все чувствуешь.
Апокин. Еще бы, четыреста семьдесят рублей! Хоть при жизни, хоть после смерти — а выбрасывать жалко… Нет, хорошо, что он тебе их почтовым переводом послал… Кстати, ты перевод-то получила?
Она. Замолчи немедленно!.. Ты скажи лучше, почему заботливые на свете не заживаются, а такие вот, как мы…
Апокин. Царапай, царапай!
Она. А чуткий какой был… Сидим мы как-то… Через стенку Маврикиевну слушаем и смеемся, как птицы в раю… А он, кенарь мой распрекрасный, колоколец звонкий, вдруг и говорит ни с того ни с сего: «Нет, не может быть людям так хорошо!» А какой мужественный был, бесстрашный! Помню, в ресторане — как он за меня вступился, как на обидчика бросился. Тигр! Атлет он был!..
Апокин
Она. Замолчи немедленно!
Звонок телефона.
Голос в трубке. Герасимова, это Шевчук с завкома тебя беспокоит… Как самочувствие?
Она. Ничего, спасибо.
Голос. Отвлекаться нужно, Герасимова. Надеюсь, не забыла: ты, как всегда, у нас в новогодней бригаде участвуешь — Дедом Морозом.
Она. Я все понимаю, Шевчук.
Голос. Значит, Зайцем у тебя Савраскина с заводоуправления, а Снегуркой Колобашкина с кадров. Я их тебе сейчас подошлю… Они шубу Деда Мороза привезут. Тексток новогодний заодно с ними порепетируй… Тексток составили очень выразительный…
Она. Спасибо за заботу, Шевчук. (
Апокин
Она. Ты в своем уме?
Апокин. Трудно тебе сейчас, я понимаю. Но пройдет у тебя эта фаза…
Она. Да что ж ты такое, бесстыжий, несешь? Что я тебе, кролик? Я его люблю! Понятно? Федя! Федя! Вот вы все, все, все меня обманули! А он — шулер, аферист — нет.
Стук двери, звук шагов.
Голос Феди. Аэлита, уважаемая! Она (
Вбегает Федя. Он очень пьян.
Федя!
Он. Ну!
Она. Феденька, живой!
Он. Обижаешь.
Она. Это муж мой… то есть, не муж… он мужем и не был… Родственник мой… (
Объятия.
Апокин. Ну дают, ну психи!
Он. Я все сейчас объясню, Аэлита, уважаемая… (
Она (
Апокин. Прощай, Герасимова. Счастливо оставаться в твоем сумасшедшем доме. Рад, что у тебя все хорошо.
Она. Прощай, Апокин.
Апокин уходит. Федя не в силах стоять — садится на пол.
Он. Аэлита, уважаемая… Я ненадолго… Так сказать, проездом. Сейчас за мной товарищ один зайдет…
Она. Ты что? Какой такой товарищ? Ты только что вошел!
Он. Не то чтобы очень хороший товарищ, но неплохой… Ответственный товарищ… За ним сейчас «отец» направился.
Она. Какой отец?.. Федя! Никак, ты выпимши?
Он
Она. Причем тут деньги? Какие могут быть деньги, когда ты живой! Федя! Федор! (
Он. А, значится, те деньги, которые я за цистерну заплатил… Я их получить, уважаемая, обратно был должен, и тогда тебе их хотел почтой отправить… Не удалось! Невезучий! У, цистерна ненавистная!
Она. Какая цистерна! Да что с тобой, Федя?
Он. На которой мы спирт сегодня утром вывезли… С твоего комбинату…
Она в ужасе глядит на Федю.
Но ты не бойся. Его обратно сейчас туда везут! У, спирт ненавистный!
Она
Он. Выпил я, Аэлита, уважаемая!