Пьесы

Он. А если я не спал…

Она. Спал, спал!.. (Пауза) Ну хорошо: выпьем чаю, согреешься — и шагом марш! Уговор?

Он. Уговор!

Она (ее голос дрожит). Никак не могу попасть ключом…

Щелканье замка.

(Возвращаясь за свой столик). Боже, какая я была тогда идиотка!

Ее мать. Все-таки сообразила.

Она. Ты ведь не любил меня совсем. Как же тогда не поняла… И как же я тогда не поняла… И как все это ничтожно, если послушаешь со стороны.

Он. Я любил тебя тогда. И ты тоже. (Ее матери) Это нельзя слушать со стороны.

Ее мать. Красиво сказано.

Он. Да, удалось.

Нептун (лирически). Как трогательно, Димьян… Нет, как грандиозно, как нежно!..

Он (желая продолжать воспоминания). Ты прости меня, Нептуша…

Нептун (ищет платок). Не могу! Не могу — вспомнил Улиту!

Он. Кого?

Нептун. Жену! Кобру-то мою по паспорту Улитой звали… Ведь и у меня все то же… Такая же история!

Он. Нептун, у меня тут был коктейль «Космос»…

Нептун. Шваркнул! С горя, с отчаяния — так все похоже… так все нахлынуло, Димьян: и первая встреча, и так далее… (Кричит) Нет, как все одинаково! Улита! Только вот один нюанс: у нас чуть побыстрее все протекало.

Вышел Геныч и сел.

Он. Видишь ли, Нептуша…

Нептун (не обращая внимания). Я ведь как с ней познакомился? Играем мы в городе-курорте в преферане — я, Цыбулькин, который барменом в «Сове» работал, и Геныч — мы его тогда за благородство «Виконтом де Бражелоном» звали… (Г енычу.) Здорово, Геныч, здорово, де Бражелон, я к тебе прямиком из детства!

Геныч (сквозь соя). Потом, потом…

Нептун. Важный, будто из министерства пришел. (Продолжает.) Играем! Глядь — моя очередь за пивком бежать. Бегу, а во дворе Улита стоит с сеструхой — мать моя веранду им сдала на лето. «Зайдем к нам, — говорю я Улите, — альбомы посмотришь, чаек попьем, книжку интересную вслух почитаем».

Он. Зашла?

Нептун. Ну! Де Бражелон на нее взгляд — и, конечно, начинает делать свои пассы… У, Мопассан!

Он. И у меня — тоже! Но видишь ли, Нептун…

Нептун. Обижаешь! Значит, делает он пассы, а я — креплюсь, играю, и вдруг понимаю — не идет ко мне карта! Не идет! И тут Цыбулькин, который бармен, прозорливый такой мужик, и говорит мне: «Не везет тебе в картах, Федя, повезет в любви…» Кладу я на Улиту взгляд, а она горит!

Он (увлекшись). И у меня — тоже!

Нептун. Ну горит Улита! Опять играю — не идет карта! И тут Цыбулькин, бармен, он до «Совы» в «Интуристе» работал, — интеллигент — и поясняет мне: «Ее, говорит, зовут-то — Улита… Это то же, что Юлия. А Юлия по-итальянски — это то же, что Джульетта… А Федя, говорит, я думаю, по- итальянски — это Ромео… И тут до меня доходит: «Прогонять надо девушку, не то в дым проиграюсь!» А не могу! (Зашарил в поисках платка. Не нашел. Тогда берет со стола салфетку и вытирает ею глаза)

Он. Нептун, крепись! (Уводя разговор) И когда же… это произошло?

Нептун. Тогда, двадцать пятого…

Он. Что двадцать пятого?

Нептун. Все двадцать пятого, и женился на ней тоже двадцать пятого. Как положено — Ромео — Джульетта!

Он. Нептун, ты не мог бы… на время…

Нептун (вытирая глаза салфеткой). Понял. Личное. Удаляюсь.

Он. Но ты…

Нептун. Обижаешь — конечно, вернусь… Только по телефону позвоню… пока у тебя — личное… протечет перед глазами… А то вечер-то крадется… А я не могу один быть вечером… (Подходит к телефону, ему.) Я ушел…

Он (ей). Ау… Та ночь…

Стук часов. Время.

Она. Ты спишь? Не спи, не спи…Если ты заснешь, я недотяну до утра… Пить хочется… Тебе не хочется пить? (Пауза, вдруг испуганно.) Димка!

Он (также). Что?!

Она. Ой, мне показалось, что ты не дышишь… и умер… Только не смотри на меня, отвернись, а то стыдно… (Тихо-тихо.) Димка… (повторяя) Димка… Димка…

Пауза.

(Сегодняшним голосом.) Боже, как я плакала тогда!

Он. А потом наступило утро… Утро в раю… Воздух был светел… и я удивился, как громко громко поют птицы… И я подумал, что днем они, наверное, тоже не молчат… просто днем их не слышно из-за шума на улицах. И я провожал тебя до метро… но ты молчала.

Она. Ты заметил?

Он. Но ты ведь нарочно молчала, чтобы я заметил.

Она (засмеялась). Ты знал, что нужно тогда было мне сказать. Но ты не сказал…

Он. Понимаешь, я еще не был готов тогда… Тогда…

Она. Я никогда не забывала этого…

Он (почти кричит). Но Чехов сказал: «Кто много думает о счастье своих близких, тот должен отказаться от идейной жизни!» И я считал, что рано женятся только…

Мы дошли до метро. (Ей) Я позвоню тебе в семь.

Она. Пока не звони…

Он. Почему?

Она (усмехнулась). Ты знаешь… Нет, нет…Все хорошо! Все хорошо! Прощай!

Он. И ты побежала тогда, нелепо задирая ноги… У тебя была потрясающая манера разговаривать молча сама с собой… Я представил, как ты там бежишь и на бегу молча разговариваешь с