Ленин не устает заботиться о Кобе. Когда у него родился сын, Коба, не объясняя ситуации, просит более спокойную квартиру, и Ленин сам подыскивает ему жилище: «Товарищу Беленькому (начальнику охраны.
Но Кремль перенаселен новыми владыками, и тогда Ленин решает переселить Кобу в Большой Кремлевский дворец – в исторические парадные комнаты! Все для Кобы!
Тут не выдержал Троцкий – его жена, заведовавшая музеями, тотчас запротестовала. Ленин умоляет ее в письмах, предлагает вынести из комнат ценную мебель… Наконец Кобу пускает в свою квартиру член ЦК Серебряков – сговорчивый друг Ленина.В порыве трогательной заботы Ленин принимает специальное постановление Политбюро: «Товарища Сталина обязать проводить три дня в неделю на даче». Именно в это время нежной любви к Кобе он полушутя-полусерьезно предлагает ему жениться на своей сестре Марии и очень удивляется, узнав, что Коба женат.
Ленин не был сентиментален, и причиной его любви и заботы было, конечно, дело. Ибо тогда он задумал очередной величайший переворот, и Кобе была отведена в нем особая роль.
Финал утопии
Окончание гражданской войны не принесло покоя в Россию.
Во время войны Ленин укрепил ненавистное революционерам государство, хороня Великую утопию, но в экономике все обстояло наоборот. Он осуществил целый ряд мечтаний Маркса, назвав их «военным коммунизмом»… Промышленность была национализирована, запрещена частная торговля. На крестьянина была наложена продовольственная разверстка. Это значило: весь хлеб, кроме необходимого для питания, изымался. Мужик не имел права торговать хлебом.
Теперь война кончилась. Крестьяне ждали перемен, а рядовые партийцы верили: войну выиграли, чтобы идти дальше, от военного – к мирному коммунизму. Вперед по пути Великой утопии! Но мужик не хотел больше отдавать хлеб.
Радетели крестьян, левые эсеры, после «мятежа» 1918 года сидели в Бутырке – в «социалистическом корпусе», как насмешливо называли эту часть тюрьмы. Но и туда дошли известия: по стране заполыхали крестьянские бунты. И их вчерашний союзник Ленин подавлял эти восстания так жестоко, как и не снилось свергнутому царю.
«Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению… Образец надо дать: 1. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) по меньшей мере 100 заведомых кулаков. 2. Опубликовать их имена. 3. Отнять у них весь хлеб. 4. Назначить заложников, сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал…» (Ленин).
Старик Молотов с удовлетворением вспоминал: «Тамбовское восстание Ленин приказал подавить: сжигать все».
В мае 1921 года командующим Тамбовской армией по борьбе с бандитизмом назначен Тухачевский. Вот его приказ от 12 июня: «Остатки разбитых банд… собираются в лесах. Для немедленной очистки этих лесов приказываю: леса… очистить ядовитыми газами, чтобы облако газов распространилось, уничтожив все, что прячется».
Полководцу было выслано 250 баков с боевым хлором. К тому времени тысячи восставших крестьян уже содержались в концентрационных лагерях, спешно построенных в области. Армия Тухачевского насчитывала 45 ООО бойцов, 706 пулеметов, 5 бронепоездов, 18 самолетов. Он уничтожил отравляющими газами и огнем большую часть Тамбовщины…
Это было «вечно контрреволюционное крестьянство» – привычное для революционного уха слово «Вандея» все объясняло. Но вскоре восстали матросы – «краса и гордость русской революции». В последний день февраля 1921 года, ровно через четыре года после Февральской революции, опять восстал Кронштадт.
Подавлял мятеж сам Троцкий при участии знаменитого Тухачевского. Коба не проявил активности. Он понимал: партия со смутным чувством следит, как бывший царский офицер Тухачевский и большевистский вождь расправляются с моряками.
Газета восставших моряков писала: «Стоя по колено в крови, маршал Троцкий открыл огонь по революционному Кронштадту, восставшему против самодержавия коммунистов, чтобы восстановить настоящую власть Советов».
Ленин заставил партию участвовать в пролитии крови неверных. В марте открылся X партийный съезд. Прямо на съезде провели мобилизацию – и 300 депутатов направились по льду залива на штурм Кронштадта. Восстание было подавлено, но часть кронштадтцев по льду бежала в Финляндию.Коба никогда ничего не забывал. После поражения Гитлера НКВД вывезет из Финляндии несчастных кронштадтцев – уже стариков – в сталинские лагеря.
«Кукушка прокуковала» – так расценил Троцкий мятеж моряков. Страна устала от лишений. Взбунтовалась опора власти. И Ленин делает фантастическое сальто-мортале: он хоронит Утопию и объявляет потрясенному X съезду о переходе к новой экономической политике (нэпу).
Тайна нэпа
Октябрьский переворот породил великое разделение русской интеллигенции. Ее блестящие представители эмигрировали или были высланы на Запад, а из тех, кто оставался в России, очень многие ненавидели большевиков. Мой отец был журналистом и писал под псевдонимом Уэйтинг («ожидание» по- английски). Он ждал, когда падет эта власть. Но он, как и многие интеллигенты, поверил в нэп. Они решили: большевики одумались.
Валентинов писал о том, как в то время несколько блестящих экономистов составили тайный отчет под названием «Судьба основных идей Октябрьского переворота». Они пришли к выводу, что в результате объявленного Лениным нэпа не осталось ни одной идеи из тех, с которыми четыре года назад пришли к власти большевики. Вместо отмирания государства – строится новая могучая держава. Вместо исчезновения денег – нэп провозгласил укрепление рубля. Ленин отменяет насильственное изъятие хлеба, заменяет его обычным продовольственным налогом и позволяет крестьянину (страшно сказать!) продавать излишки хлеба. Появляется рынок – этот ненавистный прежде оплот капитализма. Вместо коллективных хозяйств, куда собирались загнать крестьянина, ему предоставлена относительная свобода. Правда, остается мечта о мировой революции, но она уже всего лишь обязательная присказка. Большевики торгуют с капиталистическими странами и думают не о мировом пожаре, но о процветании своей страны.
На Западе эмигрант профессор Устрялов приветствовал эту «новую волну здравого смысла, гонимую дыханием необъятной крестьянской страны», и счастливо восклицал: «Ленин, наш Ленин – подлинный сын России, национальный герой».
Множество людей поверили словам Ленина: «Нэп – всерьез и надолго». Но если моему отцу и прочим беспартийным интеллигентам это было простительно, то как мог Валентинов забыть традиции партии, у истоков которой он сам когда-то стоял, забыть главное правило: высказывания вождей – всего лишь тактика. Истинные же долгосрочные планы – стратегия – должны быть скрыты, чтобы обнаружиться лишь в дальнейшем. Пример: некто заверял в 1924 году, что классовая борьба затухает, издевался над теми, кто преувеличивает кулацкую опасность, требовал величайшей терпимости партии к заблуждавшимся. Этот некто был Сталин, который всего через несколько лет загонит крестьян в колхозы, поголовно истребит кулаков и лозунг обострения классовой борьбы сделает смыслом жизни страны.
Вот – стратегия! А та ложь была тактикой!
Когда Ленин объявил нэп «всерьез и надолго», это лишь означало: он хочет, чтобы так думали. В это же время Ленин писал наркому внешней торговли, экс-террористу Красину: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору.
В секретной записке он предлагал наркому юстиции Курскому набросок дополнительных статей Уголовного кодекса, где было бы изложено «положение, мотивирующее суть и оправдание террора». Ибо, вводя нэп, Ленин уже думал о будущей расправе, когда они откажутся от нэпа и возвратятся к Великой утопии. Вот почему во время нэпа земля, крупная промышленность, внешняя торговля, банки и транспорт оставались в руках большевистского государства. И «Символ веры» Ленина остается прежний: диктатура пролетариата, что означает «ничем не ограниченную, никакими законами не стесненную, на насилие опирающуюся власть». Могли ли сосуществовать такая власть и нэп «всерьез и надолго»?
Нэп для Ленина лишь передышка, как Брестский мир… И когда Троцкий называл нэп «маневром» – это была правда. Но такую правду нельзя объявить партии, ибо Ленин захотел получить средства от Запада. Капитализм должен был помочь большевикам, чтобы они потом его же уничтожили. Для этого необходимо, чтобы Запад поверил: с якобинством в России надолго и всерьез покончено – ведь пришел нэп!
Наступала трагедия: Ленину предстояло сразиться с негодованием партии, не знавшей этой правды, поверившей в смерть Великой утопии. Он понимал, что на этой ситуации будет играть оппозиция: «Политика нэпа вызвала в партии панику, жалобы, уныние и негодование».Нэп… На улицах появились извозчики и авто, в которых сидели новые «недорезанные буржуи», как называла их партия. Появились красавицы в норковых шубах и рулетка. Города погружались в лихорадочное веселье. Оживилась торговля, открылись рестораны… «Волны духов, бриллианты, блудливые глаза в темных кругах, играющие женские бедра, серая замша в черном лаке туфель и валютно-биржевая речь».
Все это напоминало ненавистный большевикам Термидор, когда
