различные структуры торгового и военно-морского флота. На григорианский календарь перешли астрономические и метеорологические службы. Внутри же самой страны жизнь по-прежнему протекала по старому стилю.
Подобная двойственность была связана с большими неудобствами. И потому неустранимо назревала необходимость во введении единого, общепринятого способа счисления времени во всех сферах жизнедеятельности российского общества.
В 1830 году, то есть уже с большим опозданием, Петербургская академия наук выступила с предложением о введении в России нового стиля. Бывший в то время министром народного просвещения князь К. А. Ливен отрицательно отнесся к этой инициативе. В своём докладе Николаю I он представил реформу календаря как дело «несвоевременное, недолжное, могущее произвести нежелательные волнения и смущения умов». По его словам, «вследствие невежества народных масс выгоды от перемены календаря весьма маловажны, почти ничтожны, а неудобства и затруднения неизбежны и велики».
После столь «благожелательного» представления царь, естественно, начертал на докладе не менее мудрое резюме: «Замечания князя Ливена совершенно справедливы». Вопрос на долгое время был похоронен.
В 1864 году уже упоминавшийся учёный астроном И. Г. Медлер (1794–1874 гг.), профессор Дерптского (ныне Тартуского) университета, выступил со статьёй «О реформе календаря». Он писал: «Наш нынешний календарь похож на такие часы, которые не только постоянно опаздывают, но и идут неверно». Со своей стороны учёный предлагал, устранив отставание календаря, ввести несколько иную корректирующую схему, согласно которой каждые 128 лет исключался бы из счёта один день. Это обеспечивало бы высокую точность календаря: погрешность в одни сутки накапливалась бы приблизительно за 90000–100000 лет. По мнению самого И. Г. Медлера, такой вариант мог быть приемлем и для Православной Церкви. Однако и на этот раз никаких мер по проведению календарной реформы принято не было.
В 1899 году при Русском астрономическом обществе была создана комиссия из представителей многих научных учреждений, ведомств и министерств. Комиссией было предложено ввести в России не григорианский, а более точный календарь, основанный на рассмотренном выше проекте профессора И. Г. Медлера.
Несмотря на исключительно активную роль в работе комиссии великого русского учёного Д. И. Менделеева (1834–1907 гг.), реформа не состоялась. Вновь, как полагают исследователи, сказалось мощное противодействие царских правительственных кругов и Святейшего Синода Русской Православной Церкви.
В данном случае следует отметить следующее. Введение нового календаря само по себе не простое дело, даже если имеется в виду календарь, уже существующий и принятый в большинстве стран мира. Но что делать стране, если она захочет иметь свой собственный, отдельно взятый календарь? Куда она с ним потом денется? Как впишется в мировые анналы? Снова постоянно точать временные шкалы, постоянно иметь «в уме» поправку на стиль? А что такая реформа будет при всём этом стоить?
И вызывает удивление, что Д. И. Менделеев содействовал проведению в жизнь хотя и более точного проекта, но отличного от принятого почти во всём мире григорианского календаря. В какой-то мере это можно объяснить недопониманием с его стороны самого
По мнению учёного химика, «при введении григорианского стиля (в 1582 году) сделана была
?0,00781 ? 1582 — ?12,355 суток,
а папа Григорий XIII ввёл поправку всего на 10 дней, то есть умножил недоразумения разного рода, и вопросы календаря усложнились, а не упростились, если в счёте лет исходить от Рождества Христова».
Как заметил И. А. Климишин, «Д. И. Менделеев не понял сущности реформы 1582 года, задачей которой было (повторим это ещё раз) возвратить весеннее равноденствие не к эпохе (началу) эры, а к моменту, когда складывались правила расчёта даты Пасхи», то есть к 325 году.
Что же касается не решённых папой Григорием XIII проблем, то они не могли быть разрешены и проектом И. Г. Медлера. Ведь он сам начинал «плясать» от григорианской печки. До 2028 года его календарь вообще ничем не отличался бы от европейского, а затем по пилообразной «синусоиде» извивался бы около его осевой: в 2100 году оба хронографа опять совпали бы, в 2156 — вновь разошлись и т. д. Так извиваясь, он точнее отсчитывал бы время
Последний, заметим, тоже не совсем корректно трактовал некоторые аспекты проблемы. Он полагал, будто божественный Юлий командовал не только римскими когортами, но и круговоротом Солнца. Согласно профессорскому мнению, «по распоряжению Цезаря днём весеннего равноденствия должно было быть 21 марта». И далее утверждалось: «Когда в IV столетии нашего летосчисления этот (то есть юлианский) календарь был принят (?), то на Никейском Соборе было постановлено… так как весеннее равноденствие отодвинулось в то время на 18-е марта, то отбросить
Комментарий И. А. Климишина: «Конечно, всё сказанное здесь — сплошные домыслы. Никейский Собор никуда весеннего равноденствия не смещал, поскольку оно к 18 марта и не передвигалось. Доказательством является то, что выдающийся древний астроном Птолемей (II век н. э.) в своём «Альмагесте» считал датой весеннего равноденствия 22 марта!»
Речь в данном случае, безусловно, отнюдь не о теоретичеких преимуществах того или иного календаря, а о практической целесообразности, скажем так, абсолютной календарной реформы: чтобы не как у всех! Вот если бы И. Г. Медлер предложил свой проект самому Григорию XIII, тогда и можно было бы вволю и потеоретизировать. А тут, как говорят на Руси, из огня — да в полымя!
Но вернёмся в 1899 год. Продолжая пользовать огненный лексикон, скажем так: из календарной искры, оброненной Русским астрономическим обществом, разгорелось пламя. Императорская Академия наук, восстав от сна, бросилась вдогонку — по высочайшему, естественно, изволению — создавать собственную календарную комиссию. Последней свыше же было предписано в своей деятельности принять «во внимание соображения бывшего министра народного просвещения князя Ливена по вопросу о введении в России григорианского стиля». Вскоре поступило и мнение Святейшего Синода Русской Православной Церкви за подписью печально известного в истории страны обер-прокурора К. П. Победоносцева: «Считать введение неблаговременным». И воз остался там же.
Окончательно проблема календарной реформы в России поддалась решению лишь после революции. Вопрос был поставлен уже на одном из первых заседаний СНК 16 (29) ноября 1917 года. На заседании 23 января (5 февраля) 1918 года были предложены два проекта и образована комиссия для их рассмотрения. Декрет «О введении в Российской республике западноевропейского календаря» принят на заседании СНК 24 января (6 февраля) 1918 года и подписан В. И. Лениным.
В декрете говорилось: «В целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени Совет Народных Комиссаров постановляет ввести по истечении января месяца сего года в гражданский обиход новый календарь».
Поскольку к тому моменту разница между старым и новым стилями составляла уже 13 дней, то декретом предписывалось после 31 января 1918 года считать не 1, а 14 февраля и т. д. А для связи времён предлагалось до 1 июля 1918 года после числа каждого дня по новому стилю в скобках проставлять и число по старому.
Русская Православная Церковь осталась при ветхом календаре. Мнение проф. В.В.Болотова, в качестве представителя Святейшего Синода принимавшего участие в работе календарной комиссии при Русском астрономическом обществе, которая закончилась ничем, уже приводилось. Он говорил, напомним, о том, что именно в удержании
