вечер.
Слушая ежедневно совершаемые службы и оставаясь один, вспоминал услышанное, осмысливал и в конце концов понял, во что верит о. Василий.
Темная завеса неверия постепенно сползала с моей души, и осторожно и робко вера начала проникать в мое внутреннее «я». Оставаясь большую часть времени в темноте один, осмыслив и поняв что-то в службе, с нетерпением ждал прихода о. Василия, дабы задать ему десятки вопросов. Спрашивал, спрашивал, спрашивал и на все получал ответы и разъяснения, если что-то не так воспринял.
О. Василий на ночь уходил спать в дом – ходили с обысками, стучали в окна, дабы узнать, дома ли хозяева.
О. Василий, окончив службу, садился на противоположный топчан и рассказывал о том, чего я раньше не знал. Основы православной веры четко и незыблемо легли в душу, стало понятно, что, веря в Бога, человек становится духовно богаче, обретает навсегда внутреннюю опору, в любых, самых сложных обстоятельствах не остается одинок – с ним Бог, Матерь Божия и вечно стоящий рядом Ангел- Хранитель.
Все это понял на всю жизнь, к концу третьего месяца о. Василий крестил меня и после этого каждое воскресенье исповедовал и причащал.
Вот и ответ на ваш вопрос – как я пришел к Богу, стал верующим. Конечно, находясь в подвале, не мог читать Евангелие, не было света, но о. Василий по памяти воспроизводил целые отрывки или просто рассказывал содержание.
Возвращусь еще раз к воспоминаниям об о. Василии. Он кончил Санкт-Петербургский университет – факультет естественных наук, сразу поступил в Духовную Академию: не знаю, как его приняли, если он не кончал сперва Семинарию? После окончания Академии выразил желание служить в провинции, хотя ему предлагали остаться служить священником в Петербурге. Направили в станицу, где создал крепкий приход, сплотил вокруг себя много хороших прихожан: может быть, этим и объясняется, что, возвратясь после лагеря, остался в станице и на него не доносили и не тронули.
Одно его высказывание запало мне в душу:
– Отрицающие Бога говорят – докажите Его существование, и мы поверим. Это постоянная уловка материалистического мировоззрения. Математически вычислить Господа невозможно, также как доказать Его отсутствие. Если бы это было возможно, то человечество давно бы привело эти доказательства. Господь познается только душой, духом человека, и притом – если он стремится познать Бога; и это познание – милость Господа и дар Его.
Заканчивая свои воспоминании, скажу: вера и любовь к Богу и людям были у о. Василия безграничны, хочется привести Евангельские слова:
«Учитель, какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим». Сия есть первая и наибольшая заповедь, вторая же подобная ей: «возлюби ближнего, как самого себя». На сих двух заповедях утверждаются весь закон и пророки» (Мф. 22,36–40).
Так верил и жил о. Василий, силой молитв своих сделавший меня христианином. Христианство давало возможность оценивать свои поступки и подходить к людям, тебя окружающим, на основе заповедей Иисуса Христа, Его учения. Память о. Василия поражала даже меня – я говорил о хорошей памяти, – но он цитировал большие отрывки из сочинений святых: Иоанна Златоуста, Василия Великого, епископа Феофана Затворника и других святых отцов и учителей Церкви. Любил рассказывать о жизни митрополита Филарета (Дроздова), Иоанна Кронштадтского (Сергиева), у которого бывал несколько раз и получил благословение на служение в станице. Любимыми его святыми были Сергий Преподобный, Серафим Саровский, Феодосий Тотемский, Мария Египетская, о которой говорил с особым душевным почтением, как о величайшем образе человеческого раскаяния и покаяния.
Образок Пантелеймона-Целителя, висевший над каменным престолом, был особо почитаем о. Василием, но высочайшее поклонение и почитание имели иконы Божией Матери – Владимирская и Новгородская, Знамение – акафисты этим иконам он помнил наизусть, и когда в станице происходили расстрелы или другие волнующие события, то, отслужив установленную службу, читал акафист перед одной из икон. Только при чтении Апостола и Евангелия на короткое время зажигалась свеча.
Интересными и связанными с современной жизнью были рассказы о Святых отцах Церкви и церковных писателях: Клименте Александрийском, св. Иустине-мученике, блаженном Иерониме, Иустине Философе, Григории Нисском и других. О. Василий умел донести до слушающего мысль, изложенную в каком-либо духовном сочинении, ярко и просто, и при этом, органически увязать с настоящим, сегодняшним. Эта удивительная способность не отгораживаться от современной жизни, а связывать ее с учением Церкви, поражала меня, хотя многое оценил и понял только после войны, но основу, фундамент вложил в мою душу о. Василий.
После войны прочел полный курс по истории Церкви, в 1948–49 годах достал много книг по этому вопросу и с удивлением понял, что почти ничего нового не узнал. При этом в прочитанных книгах не очень четко связывались исторические события с современным им обществом, а в рассказах о. Василия история и жизнь шли рядом и были неразделимы.
Вот таким был о. Василий, приведший меня в Церковь.
К сожалению, эти воспоминания приходится кончать очень грустно: при отходе немцев о. Василий с группой станичников, мужчин и женщин, был приговорен к смертной казни и повешен.
Да упокоит Господь душу иерея Василия!
Из архива В. В. Быкова.
МИЛОСТЬ ГОСПОДА
Впервые Мария и я приехали к о. Арсению в 1965 году, а в дальнейшем приезжали не чаще одного- двух раз в год для духовного наставления, совета и очищения души от всего греховного, что накапливалось за прошедшее время, в Москве ходили в церковь, где молились, исповедовались, причащались. В 1972 году приехал без жены, она болела. Мне рассказывали, что с 1965 года о. Арсений начал вечером за столом, после ужина и чая, проводить с приехавшими к нему духовными детьми беседы на выбранную им тему, причем подробно отвечал на вопросы или просил кого-нибудь из присутствовавших рассказать, какими путями пришел он к Богу или сохранил и умножил веру в труднейших условиях плена, лагерей ГУЛАГа, допросов, военных действий, боя, тяжелейших ранений и интересовался, как удавалось молиться в это время, какие встречались замечательные в духовном отношении люди, помогавшие окружающим жить и поддерживать (укреплять) веру в Господа.
В этот приезд в 1972 году собралось вечером за столом человек пять незнакомых мне духовных детей о. Арсения, один из приехавших задал вопрос об Оригене, о Промысле Божием и судьбе – пути жизни, – предначертанной человеку. Сейчас уже не помню, но все сказанное он как-то связал в одно. Отец Арсений удивился этому вопросу и вместо ответа вдруг быстро обратился ко мне и попросил рассказать мою жизнь начиная с 22 июня 1941 года. Я посмотрел на часы и сказал, что это долгий рассказ, он задержит сидящих часа на два.
«Господь послал нам сегодня нетрудный день, и мы не спешим», – произнес о. Арсений. Собравшись с мыслями и возвращаясь к прошлому, решил рассказать все, как когда-то было, не приукрашивая, не сгущая краски тяжелого, плохого или хорошего, но присутствие незнакомых людей смущало меня. Словно прочтя мои мысли, о. Арсений произнес: «Не смущайтесь, это мои добрые друзья, рассказывайте!»
И я начал вспоминать, вначале несколько стесняясь, но потом полностью погрузился в прошедшее и стал жить во время рассказа той жизнью, которую прожил. Забылись люди, сидевшие рядом со мной за столом, и виделся только один отец Арсений и мое прошлое, возникавшее из небытия. Естественно, написанное и рассказанное отличаются друг от друга, а, когда вспоминал отношения, сложившиеся у жены с моей мамой, то невольно смягчил многое, но в воспоминаниях написал правду, то есть то, что было. Когда закончил свой рассказ о прошлом, долгое время царило молчание, потом о. Арсений благословил, и мы
