словами, разогнали участников бала, в окнах выбили стекла, сломали диван, досками от которого избивали граждан, сломали кувшин, графин, сбили два портрета. Выбе
271
жав из клуба на улицу, они продолжали хулиганить, избили палками гр-на Шицина, с головы которого сорвали шапку и унесли ее»1.
Паника охватывала не только мирных обывателей, но и людей казенных: Из тихого села в адрес областного прокурора пришла паническая телеграмма: «По сообщению начальника Осинского РО МВД майора т. Демченко, оперативный состав прокуратуры проигран в карты вышедшими недавно из заключения лицами. <...> Прошу о даче нам разрешения на право ношения огнестрельного оружия и выдачи нам такового»2.
И на самом деле, амнистия 27 марта 1953 года отозвалась на территории области ростом уличной — самой заметной и для мирного обывателя самой опасной — преступности. Лагерная культура, привитая в большом объеме культуре уличной и барачной, стала ферментом, усилившим и интенсифицировавшим процессы криминализации быта. В общественной жизни области можно было наблюдать явление интерференции: сошлись в один момент времени две волны: подъем молодежной преступности и послелагерный разгул, спровоцированный неожиданным и неподготовленным возвратом к вольной жизни вчерашних заключенных3.
В сентябре 1953 г. местные власти подвели первые итоги: разбойных нападений по области за первое полугодие