именно: послушание, целомудрие и нестяжание. И мы сейчас последуем этому порядку, оставляя до времени более подробное исследование этого вопроса, который еще более усложнится, если мы ознакомимся с содержанием последований постригов. Так в словах Игумена мы увидим указания постригаемому и на другие «обетования» (т. е. договоры, заветы), например: очистить себя от всякой скверны плоти и духа, стяжать смиренномудрие, отложить дерзость житейского обычая, пребыть в молитве терпеливым, не расслабляться в посте, не лениться в бдениях. И однако все сие суммируется в трех обетах: послушания, целомудрия и нестяжания.
Постригающемуся в мантию Игумен дает и такое наставление: «Подобает тебе, начавшему путь, ведущий в Царство Небесное, не возвратиться вспять (назад), иначе не будешь управлен в Царство Небесное. Да не предпочтешь что-либо Богу, да не возлюбишь ни отца, ни мать, ни братий, ни иных кого- либо от своих, ни даже самого себя, да не возлюбишь больше Бога, ни все царства мира, или покоя, или чести…»
При постриге в схиму отречение от мира выражено еще более сильно. Там Игумен говорит: «Скажу тебе всесовершеннейшее житие, в котором по подражанию Господне жительство (т. е. жизнь, подобная Христу) выявляется… Отречение есть не что иное, как обещание креста и смерти. Знай себя от нынешнего дня распятым и умерщвленным миру совершеннейшим отречением, ибо ты отрицаешься родителей, братий, жены, чад, родства, дружества обычного (отрицаешься) мирского мятежа, попечений, стяжаний, имений, тщетной и суетной славы. К тому же имеешь еще отвергнуться не только от всего сказанного, но еще и своей души, по слову Господа (Лк. 1, 26)… Итак, если воистину ты решил последовать Ему, и если неложно желаешь назваться Его учеником, то от нынешнего дня приготовься… к подвигам духовным, к воздержанию от плоти, к очищению души, к последней нищете, к доброму плачу, и (вообще) ко всему скорбному и болезненному, что заключено в радостотворном по Богу житии». И дальше говорится: «будешь алкать и жаждать, нагствовать, терпеть укоризны, и досаждения, и уничижения, и изгнания… и когда все это претерпишь, то радуйся, потому что велика твоя награда на небесах. Итак, радуйся радостью, и веселись веселием, что ныне избрал тебя Господь Бог и разлучил от мирского жития и поставил тебя пред лицом Своим… в воинстве ангелоподобного жития… Ему всецело работать, горняя мудрствовать, вышних искать, ибо наше житие, по Апостолу Павлу, на небесах»… И дальше: «О, новое призвание! О, дар таинства! Сегодня ты принимаешь второе крещение [Выражение «второе крещение» надо понимать в том смысле, что постриг монашеский по величию своему и по братству излияния Св. Духа на человека подобен Таинству крещения, которое, как таковое, по исповеданию нашему, всегда остается «единым» (Символ веры), не повторяющимся.], брат, богатством дарований человеколюбца Бога очищаешься ты от грехов своих и становишься сыном света, и Сам Христос наш радуется вместе со святыми Ангелами о покаянии твоем, закаляя тельца упитанного»… Далее постригаемый призывается «ходить достойно звания», говорится и о некоторых деталях аскетического образа жизни, который является выражением этого «хождения, достойного звания».
Когда мы впервые, и даже не впервые, встречаемся с такими формулами, то истинный смысл их не вполне раскрывается нам. Только отчасти мы улавливаем или догадываемся о том, к чему призывается человек. Действительное же раскрытие содержания и силы этих слов дается не иначе, как в опыте жизни, и опыте нелукавом, искреннем. Надо сказать, что призыв монаху отречься от любви родных и вообще мира, чтобы жить по подобию Христа в самом опыте приводит душу к глубочайшему внутреннему — разрыву, или, выражаясь современным языком, «конфликту». В душе человека порождаются великие бури, и всякий, кто не имеет за собою надлежащего руководства, истекающего из тысячелетнего опыта Церкви, может нередко не только недоумевать, но и потеряться. Св. Иоанн Игумен Синайский в своем творении «Лествица», одном из самых гениальных аскетических писаний Св. Отцов, говорит так: «Необходимо, чтобы море сие (т. е. жизни души нашей) задвигалось, возмутилось и рассвирепело, дабы посредством этой бури извергнуть на землю… все то гнилое, что реки страстей внесли в него. Рассмотрим внимательно, и увидим, что после бури на море бывает глубокая тишина» (Сл.4, параграф 59).
Трудно найти слова, которые пояснили бы необходимость доведения внутреннего «конфликта» до последней возможной степени с тем, чтобы раскрылись глубины души. Как покажешь в словах необходимость совмещения в нашей душе одновременного пребывания и во аде, и в Боге? Как объяснить, что только при этом условии достигается полнота человеческой жизни и вместе та устойчивость подлинно здорового духа, которая устраняет внутренние колебания? Кто из нас не знает болезненность смены духовных «восхождений» и «падений»? И вот, когда человек нисходит во ад внутренней борьбы, нося в себе Бога, тогда избегает он патологических колебаний, нет тогда «восхождений» и «падений», о которых мы постоянно слышим от людей. Нет, потому что все совмещено. Мы заповедь имеем от Христа — уподобиться Богу, и жизнь эта у Отцов именуется «наукою из наук» и «искусством из искусств». И познается она не иначе, как из опыта.
Возможен вопрос: в словах последования пострига мы слышим так много «жестокого». Как можно совместить это с «жизнью по подобию Христа»? Где та кротость и та любовь, к которым нас призывает Господь? Понятия духовного плана весьма различествуют с понятиями душевного, «психического» плана. Попытайтесь выяснить обыденные понятия, например, о святости, любви или кротости, и увидите, что они не совмещаются с таковыми понятиями в Евангелии. Так, кротость многие понимают, как естественный «тихий нрав». Иначе определяет ее Иоанн Лествичник [Слово 2. «О кротости, простоте и незлобии, которые не от природы происходят, но приобретаются тщанием и трудами»]. Он говорит: «Kротость есть такое состояние ума, когда он неколебим пребывает и в чести в бесчестии… кротость есть недвижная скала, возвышающаяся над морем раздражительности… утверждение терпения; дверь и даже матерь любви; дерзновение в молитве; вместилище Духа Святого; узда неистовству, подательница радости, подражание Христу»… Отсюда видим, что это есть нечто несравненно большее, чем «психическое» состояние. Это и есть мужество, берущее на себя тяготы и немощи других. Это есть постоянная готовность претерпеть поношения или не поколебаться внутренне при прославлении. Кротость есть спокойная решимость на всякую скорбь и даже на смерть. В ней заключена великая сила и победа над миром. Христос говорит: «Блаженны кроткие, потому что они наследуют землю», т. е. победят и овладеют миром в высшем смысле этого слова.
Не грубой материальной силе покорится земля, т. е. мир, а кротости.
Сделав это, сравнительно, длинное отступление с целью более рельефно представить вам общую картину смысла и духа монашества, перейду к раскрытию духовного содержания каждого из трех основных обетов, что является, так сказать, центром настоящего доклада. Многие о монашестве думают, что главнейшее отличие его от обычного общечеловеческого образа жизни заключается в безбрачии, но я, следуя святым древним Отцам и современным подвижникам, большее значение отдаю послушанию, потому что нередко люди проводят свою жизнь в безбрачии, не становясь монахами не только в смысле сакраментальном, но и по духу. И нестяжание, если понимать его, как способность удовлетворяться очень малым, возможно встретить у людей весьма далеких от монашеского духа. Впрочем установление порядка важности основных обетов не составляет моей цели. Скорее иное я хотел бы показать, а именно, что чрез слияние всех трех обетов в единое целое создаются условия, благоприятствующие достижению главной цели подвижника — бесстрастия и чистой молитвы.
* * *
ПОСЛУШАНИЕ — основа монашества. Слово о нем чрезвычайно трудно, потому что, начинаясь от казалось бы грубых и наивных форм, оно возводит человека в тот мир, который неописуем, ибо ни одно человеческое понятие неприложимо к нему. Послушание есть тайна, которая открывается только Духом Святым, и вместе оно есть таинство и жизнь в Церкви. Послушание, как отречение от своей воли и разума, может показаться делом, противным замыслу Божию о человеке, который наделен богоподобной свободой и призван к Божественному господству в силу этой свободы. Отдавая свою волю и свое рассуждение во власть другого лица, хотя бы и священного, многие ощутили бы потерю почвы под собой. Этот шаг показался бы им броском в темную пропасть, потерей своей личности, преданием себя в самое ужасное рабство, как бы самоуничтожением. Но тем, которые последовали верою учению Церкви и совершили такое отречение в духе этого учения, послушание открылось как невыразимо великий дар свыше. Послушника можно сравнить с орлом, который на сильных крыльях подымается в высоту и спокойно смотрит на отделяющее его от земли пространство, чувствуя свою безопасность, свое господство над высотой, которая
