наиб Шамиля, лицом темнее черной ночи. Нет, не сбылись его мечты. Муса, сын Алхаза, крепко его надул. Насулил золотые горы, а Сайдулла и развесил уши… Что ж, впредь ему наука.
Правда, живет он в Эрзеруме, имеет свой дом и хороший сад. И родственников пристроил, может, не особо блестяще, но в сравнении с другими жизнь у них, можно сказать, райская. Но Сайдулле оттого не легче. Он-то ехал сюда за властью, настоящей, большой властью. О чине паши мечтал Сайдулла и был уверен, что дадут ему этот чин. Но чин дали только Кундухову, его же назначили и бригадным генералом. А Сайдулла остался никем. Назначили его, правда, кем-то вроде надсмотрщика над чеченскими переселенцами и, как нищему, кинули ничтожное жалованье. Сейчас пообещали дать чин паши, но потребовали от Сайдуллы, чтобы он набрал пять тысяч воинов. Легко сказать — набери. А где набрать-то? Эрзерумские чеченцы и слышать о том не захотели. Посмотрим, что здесь получится.
Честно говоря, затея эта ему не нравилась, и не по своей воле ехал он сейчас рядом с Эмин-пашой. Сам себя винил сейчас Сайдулла. Надо же было ему поверить! И кому! Кундухову!
Нет, прав был Алихан, что не верил осетинам. А Сайдулла поверил…
Счастливчик Алихан. Его похоронили перед самым отъездом, и лежит он сейчас спокойно и тихо в родной земле. Не мучается.
Он ведь предупреждал: 'Сайдулла, не ввязывайся в это дело.
Свой ад лучше чужого рая'. Почему он, Сайдулла, всегда оказывается в проигрыше! Кто он здесь? Никто! Раб вот этой жирной турецкой свиньи. Рабом был и у русских. Служить он им, видите ли, пошел! Отказались же Талгик, Батуко, Соаду, Эски, Эдил, Атаби, Бойсангур и многие другие. И он мог отказаться. Ан, нет…
В лагере было тихо, словно весь он вымер. Но нет, народ в лагере был. Просто без обычного шума и гама люди возле землянок и шалашей занимались своими повседневными делами: кто зашивал одежду, кто расчесывал волосы, кто стирал, а кто просто сидел и любовался синим небом. И только женщины, дети и старики. Ни малейшего внимания с их стороны к турецкому отряду. Как будто они его и не видят. Но Сайдуллу не проведешь — они его видят и все подмечают. И лишь одному Сайдулле понятными сигналами передают сведения от шалаша к землянке, от землянки к шалашу. Уж ему ли не знать характер Арзу и Маккала. Ведь наверняка что-нибудь да придумали.
Эмин-паша довольно улыбался. Кругом чистота и порядок.
Молодцы! Правда, он утром присылал сюда своих людей, наказывал привести все в порядок и ждать его. Порядок есть, а людей не видно…
— Где народ? Почему не собрались? — набросился он на подъехавшего чеченца. — Я же приказал…
— Народ собран и ждет, — ответил тот по-кумыкски.
— Где? Не вижу!
— На поляне. За кладбищем.
Турецкий отряд повернул лошадей и поехал по направлению, указанному чеченцем.
'О Аллах, сколько могил! — чуть криком не вырвалось у Сайдуллы. — Тысячи. Больших и маленьких… Все без надмогильных памятников. И я, я повинен во всем этом. Боже…' — с запоздалым раскаянием думал он.
* * *
Картина за поворотом открылась самая неожиданная: внизу, в долине, примыкавшей к густому лесу, застыла конница, выстроенная по всем правилам боевого порядка. Словно почуяв родные запахи, конь Сайдуллы громко заржал.
— Сайдулла-эфенди, что это такое? — удивленно спросил паша и тревожно нахмурился.
— Не могу знать, Эмин-паша.
Сайдулла в душе ликовал и втайне любовался соотечественниками.
'Да, здесь совсем не то, что у Эрзерума. Эти молодцы или умрут, или добьются своего, — восхищался про себя Сайдулла.-
Чувствуется рука Арзу'.
— Эфенди, спроси своего земляка. Они собрались слушать меня или со мной драться? Похоже, им сейчас достаточно одной команды, чтобы ринуться в атаку. Нет, эфенди, я не пойду к ним. Я еще не выжил из ума.
— Не бойтесь, Эмин-паша, — успокоил чеченец-проводник. — Нам стало известно, что вы любите воинскую дисциплину. Это мы в вашу честь постарались.
Эмин-паша бросил острый взгляд на него, уж не делают ли здесь из него дурака? Но лицо чеченца было серьезным и непроницаемым.
От конницы отделились два всадника и поскакали навстречу отряду. Всадника на белом коне Сайдулла признал сразу — это был Арзу. Другой, на гнедом — Маккал. Шагах в десяти от Эмин-паши они спешились. Сайдулла, Шамхал-бек и Хабиб Шахбиев сошли с коней.
Эмин-паша растерялся. Он не знал, как себя вести. Держаться на равных не позволяла гордость, а потому он надулся, как индюк, и даже забыл ответить на приветствие. За него это сделал Сайдулла.
— Кто из вас говорит по-турецки? — спросил Эмин-паша.
— Я говорю немного, — ответил Маккал.
— Мне доносили, дескать, вы умираете с голоду. Но я вижу совсем другое. Вы довольно неплохо чувствуете себя, если сумели собрать такую силу, — вали указал на стройные ряды всадников.
— Вы слышали правду, — ответил Маккал. — Наши люди гибнут.
Самодовольное лицо паши скривилось в презрительной усмешке.
— Нет, не похоже. Столько лошадей, столько оружия. Для чего все это вам?
— Какими же вы хотели бы нас видеть?
— Здесь вам не от кого защищаться. Гяуров у нас нет.
